Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды
Шрифт:
Чтобы строить жизнь на вечно движущейся основе, нужно прекратить быть зацикленным на том, что происходило в прошлом и что может произойти в будущем. Нужно более ярко переживать то, что происходит здесь и сейчас. Необходимо нынешний момент воспринимать как результат прошлого и причину будущего
Переживание того, что происходит в настоящем, требует постоянной практики внимательности, которую Готама называл «единственным путем», ведущим к достижению концентрации на настоящем и чуткости, которые оптимально подходят для существования на безосновной основе. Он говорил, что внимательность (сати) основывается (patthāna) на
Внимательность полностью сосредоточивается на данных ежедневного опыта. В ней нет ничего трансцендентного или божественного. Она служит противоядием против теизма, лекарством от сентиментального благочестия, отточенным скальпелем для опухоли веры в сверхъестественное. «Когда монах делает долгий выдох, – говорил Готама, – он осознает: “Я делаю долгий выдох”. Делая короткий вдох, он осознает: “Я делаю короткий вдох”». Такой человек действует в полном сознании, когда смотрит вперед и когда отводит взгляд, когда сгибает и разгибает свои члены, носит свое одеяние и переносит свою миску, когда ест, пьет и пробует на вкус, испражняется и мочится, идет, стоит, сидит, засыпает, просыпается, говорит и хранит молчание.
Нет ничего низкого или приземленного, что было бы не достойно внимательности. Она принимает в качестве объекта все, что возникает в поле зрения сознания, независимо от того, насколько неприятно или болезненно оно может быть. Не нужно искать или надеяться обрести некую истину, скрывающуюся за явлениями. Имеет значение только то, что происходит, и как вы на это реагируете.
Не нужно искать или надеяться обрести некую истину, скрывающуюся за явлениями. Имеет значение только то, что происходит, и как вы на это реагируете
Уделяя внимание тому, что происходит внутри и вокруг него, Готама объял всю совокупность взаимозависимо возникающих событий. Его пробуждение было результатом не только одного интеллектуального теоретизирования, но и постоянного, сосредоточенного внимания к своему опыту. Основа, которой он достиг, подарила ему новый взгляд на жизнь, родившийся из готовности принять взаимозависимое происхождение. Тем, продолжал он свои рассуждения, «кто восхищается и упивается своим местом, также трудно увидеть эту основу: усмирение желаний, исчезновение жажды, привязанности, прекращение, нирвану».
Кажется, что-то остановилось глубоко внутри Готамы. Он освободился от жизни в этом мире с ограниченной точки зрения своего места. Он мог оставаться полностью погруженным в бурлящий поток событий, и при этом его не беспокоили порождаемые ими желания и страхи. Полный покой лежал в основе этого видения вселенной, необычное устранение знакомых привычек, отсутствие – по крайней мере, временное – беспокойства и суматохи. Он нашел способ бытия в этом мире, который не был обусловлен жадностью, ненавистью или неведением. Это была нирвана. Теперь перед ним открылся путь взаимодействия с миром с точки зрения непривязанности, любви и истины.
Кажется, что-то остановилось глубоко внутри Готамы. Он мог оставаться полностью погруженным в бурлящий поток событий, и при этом его не беспокоили порождаемые ими желания и страхи. Полный покой лежал в основе этого видения вселенной. Теперь перед ним открылся путь взаимодействия с миром с точки зрения непривязанности, любви и истины
Сущность пробуждения Готамы состояла в его окончательном принятии обусловленности бытия. «Тот, кто постигает зависимое происхождение, – говорил он, – постигает Дхамму; а тот, кто постигает Дхамму, постигает зависимое происхождение». Он осознал, что и он сам и окружающий мир представляют собой изменчивые, обусловленные события, которые возникли из других изменчивых, обусловленных событий, но которые не были обязаны произойти. Если бы он сделал другой выбор, все могло повернуться иначе. «Оставьте прошлое, – сказал он страннику Удайину. – Оставьте будущее. Я научу вас Дхамме: когда это существует, оно приходит к существованию; с возникновением этого, это возникает. Когда это не существует, оно не приходит к существованию; с прекращением этого, это прекращается».
Сиддхаттха Готама отверг представление, что свобода или спасение заключаются в получении привилегированного доступа к вечному, необусловленному источнику или основанию, будь то мировая душа или Бог, Чистое сознание или Абсолют. Свобода, для Готамы, означает свободу от жадности, ненависти и от неведения. Кроме того, такое освобождение (нирвану) можно обрести не путём ухода из мира, а путём глубокого постижения его обусловленной природы.
Сущность пробуждения Готамы состояла в его окончательном принятии обусловленности бытия. Свобода, для Готамы, означает свободу от жадности, ненависти и от неведения. Такое освобождение (нирвану) можно обрести не путём ухода из мира, а путём глубокого постижения его обусловленной природы
Брахманы того времени утверждали, что человека оживляет вечная душа или самость (атман), природа которой идентична трансцендентной, совершенной реальности Брахмана (Бога). Эта идея весьма соблазнительна, ведь согласно этой идее мы действительно никогда не умрем. И она убедительна, потому что ее, как кажется, подтверждает наша естественная интуиция, что мы являемся неизменяющимися свидетелями вечно меняющегося опыта. Стайка скворцов в небе, вкус персика или мелодия Шестого бранденбургского концерта Баха могут прийти и уйти, но ощущение тождественности того, кто воспринимает все эти вещи, остается тем же самым.
С самого раннего детства и до сих пор я интуитивно убежден, что одно и то же сознание было и продолжает оставаться свидетелем каждого события моей жизни. Когда я смотрю на свои детские фотографии или размышляю о том, как я вырос и изменился за эти годы, я понимаю, что этот вечный свидетель не может быть тем же самым, что и озадаченный маленький мальчик, непослушный подросток, благочестивый молодой монах или скептичный человек средних лет. Все эти мои ипостаси являются только различными проявлениями моего «эго» или «личности», но не имеют никакого отношения к основе, неизменной самости, которая знает и помнит эти вещи.
В то же время одно из самых тревожных воспоминаний моего детства связано со случаем, когда моя мать, сама того не ведая, подорвала мою инстинктивную уверенность в том, что значит быть «мной». Было Рождество, мне было около шестнадцати. Моя мать и ее сестра, тетя Бетти, листали альбом с фотографиями за кухонным столом. Они остановились на снимке человека в военном френче – глаза прищурены от солнца, трубка зажата между зубов. Мать сказала мне: «Если бы все сложилось иначе, он мог бы стать твоим отцом». Я подумал: Но если бы этот человек был моим отцом, то был бы я собой? Я размышлял: если бы какой-то другой из бесчисленных сперматозоидов моего настоящего отца оплодотворил яйцеклетку моей матери, тот ребенок, который родился бы от такого смешения хромосом, был бы мной или нет? А если бы этот сперматозоид попал в яйцеклетку в какое-то другое время, был бы этот ребенок мной?