Что-то похожее на осень
Шрифт:
– Готов поспорить, это прошло хорошо!
– Моей маме это показалось забавным. Поначалу она злилась, конечно, но потом попросила меня сделать доклад на книгу и рассмеялась. – Виктор улыбнулся воспоминанию. – Это было самое худшее. Все неприятности, в которые я попадал, были просто детской ерундой – много умничал – пока я не стал старше и не начал тусоваться со своим кузеном.
Они остановились на дальнем конце дорожки. Где заканчивалось одно игровое поле, начиналось другое, для футбола, судя по воротам. Дальше Джейс видел теннисные корты и кирпичные здания, которые они проезжали раньше. Сзади здания выглядели,
– Мой кузен, Эндрю, он был диким. По сравнению с ним я был смирным. Когда ему было восемь, он угнал семейную машину. Он проехал около пяти кварталов, прежде чем разбил её. Думаю, он врезался в припаркованную машину или ещё что. Эндрю на четыре года старше меня, так что в то время я был очень маленьким. Хочешь присесть? Нас вряд ли заметят.
Джейс кивнул, нехотя отпуская руку Виктора, когда они сели на жёсткую поверхность дорожки.
– Значит, вы с Эндрю стали попадать в неприятности вместе?
– Да. Я был в средней школе. Тусоваться с кем-то его возраста казалось крутым, будто я уже был в старшей школе. Эндрю был бестолковщиной, но он был популярен и с хорошими связями. То, что он принял меня в свой мир, казалось честью. В таком возрасте хочется быстро вырасти. Эндрю сделал это возможным. Мне было тринадцать, я пил, курил травку и трахался. – Виктор сделал глубокий вдох и выдохнул. – Конечно, чего у моей семьи никогда не было, так это денег, но Эндрю знал множество способов это компенсировать.
– Ты начал воровать.
– Ага. Меня арестовали за кражу в магазине, когда мне было четырнадцать. Мы воровали из любой сети магазинов, ехали в следующий ближайший, и возвращали вещи за деньги, будто это были подарки, которых мы не хотели. Лёгкие деньги. Когда меня поймали, у меня в штанах был пневматический пистолет. Из-за этого я выглядел жестоким, или будто я начну грабить. Я хотел этот пистолет только потому, что он был дорогим.
– Так что же произошло? – спросил Джейс. – Тебя ведь не могут арестовать, когда ты в таком возрасте, верно?
Виктор пожал плечами.
– Я не знаю. В моём случае они позвонили моей маме. Когда она приехала, они начали с угроз, говоря, что могут привлечь меня к ответственности, закинуть в детскую колонию, заставить её платить штрафы. Мне жутко не нравилось видеть, как с ней разговаривают. Она злилась на меня, но хуже того, она грустила. Были другие инциденты, но именно этот её действительно напугал. Она подумала, что я выхожу из-под контроля. Когда через несколько недель арестовали Эндрю, она приняла решение.
Джейс проследил за его взглядом в сторону военной академии.
– Тебя перевели сюда?
– Да, – хриплым голосом проговорил Виктор. – В первый год старшей школы. Меня побрили наголо, и я ненавидел форму, но настоящая битва шла здесь, внутри. – Виктор постучал себе по виску. – Здешний сержант всегда говорил: "Мы ломаем мальчиков и строим из них мужчин". Это была их философия. Кем бы ты ни был, кем бы ни хотел быть – всё это должно было быть разрушено, чтобы уступить место новому тебе. Можешь представить, как ребёнок, который отказался написать номальный доклад по книге, воспринял такое конформистское окружение.
– Готов поспорить, ты задал им жару! – сказал Джейс, испытывая гордость, но ответ его удивил.
– Нет.
– Я рад, что ты это сделал, – сказал Джейс.
– Да, я тоже, – сказал Виктор, но он казался неуверенным. – Те парни потом переключились на меня, но прежде чем что-нибудь произошло, вошёл командир нашей роты. Когда он спросил Нейтана, что случилось, Нейтан был так напуган, что указал на меня. Умный ход. Он знал, что волна прошла, возможно, знал, что я не смогу его защитить. Так что он меня сдал. Я спас его, просто не так, как собирался. С тех пор, я стал козлом отпущения. Меня избивали, называли педиком, всё, что присылала мне мама, крали... Они превратили мою жизнь в ад, и каждый раз, когда я пытался бороться, защищаться, было слово всех этих других парней против моего. Персонал тоже начал затаивать на меня злобу. Если были неприятности, посреди них оказывался я, так что они пытались сделать из меня пример.
Виктор поднялся на ноги, его лицо стало красным, дыхание – тяжёлым.
– Они были так чертовски близки к тому, чтобы сломать меня, но если бы сломали, не думаю, что было бы что строить заново. Я принимал это каждый чёртов день, думая о жертве матери, и я поклялся себе, что когда выйду, я никогда не позволю им снова меня тронуть. Им или кому-либо похожему на них.
Джейс встал, мягко положил руку на плечо Виктора, но тот развернулся.
– Я не знаю, что делаю! – прокричал он. – Я не знаю, как сбежать от всего этого, так что сижу там, в лесу, и чувствую благодарность за то, что я не часть машины. Это не длится долго, и я не смогу выжить сам по себе, но это будто подниматься из-под воды за воздухом. И моя мама, я так чертовски сильно люблю её, но не позволю себе снова быть её обузой. Она не будет идти через снег после того, как весь день была на ногах, только потому, что я не могу взять себя в руки. Не снова. Поэтому я держусь подальше, Джейс. Если бы я был умным, то держался бы подальше и от тебя тоже.
– Что? – Сердце Джейса сжала паника. – Почему ты так говоришь?
– Потому что я вижу, как ты смотришь на меня, как ты восхищаешься мной, и, возможно, так же я смотрел на Эндрю. Ты думаешь, что я какой-то особенный, но это не так. Нам больше не следует видеться. В конечном итоге я только причиню тебе боль.
– Слишком чертовски поздно! – крикнул Джейс. – Ты не думаешь, что будет больно, если я больше никогда тебя не увижу? Мне больно даже просто думать об этом, так что заткнись!