Что уж, мы уж, раз уж, так уж...
Шрифт:
— Да депутаты все бабники! — Не унималась баба Дуня.
— Вас послушать, баба Дуня, так у вас, вообще, все бабники. — Возмутилась соседка.
— Так все мужики и есть бабники. — Растерялась уборщица. — А как же иначе?
— А голубые? — Крикнул кто-то.
— Ты еще про зеленых чертиков скажи! — Посоветовала баба Дуня.
— А ко мне белочка приходила. — Сказал Степаныч Никанору. — Пушистая, такая, с кисточками на ушах. Красивая. Я ее орешками угостил.
Никанор потрогал свои уши. Кисточек не было.
— А где Юрку-то найти? —
Почти все присутствующие ткнули пальцем в потолок. Братья переглянулись.
— Умер, что ли? — Спросил Сидор.
— Щас! — Хмыкнула баба Дуня. — Помрет он, как же! Небось, с какой ни будь дурочкой, у себя в кабинете заперся.
Братья облегченно вздохнули. Соседка же, наоборот, развернулась с боевым видом.
— Стыдно, баба Дуня! — Осудила она бабусин сарказм. — Он работает. А кабинет у него свой потому, что он умеет жить.
— А вот давай сходим к нему и посмотрим, как он за счет вас, дур, жить умеет. — Парировала уборщица.
— Давайте сходим. — Не очень-то уверенно, согласилась мадам.
Никанор, Сидор, баба Дуня и ее оппонентка, встали из-за своих столиков. Глядя на них, поднялись и те, кто сидел недалеко от них, и слышал перепалку. Двери поломаны, аппаратура не работает, делать нечего, так почему бы не развлечься. Тем более, что всем было интересно — баба Дуня как всегда права, или на этот раз ее осведомленность дала сбой?
Загрохотали отодвигаемые стулья, зазвенели пустые бутылки, а непочатые зажались в цепких пальцах, стали заключаться пари, пачка тысячерублевок сгинула не попрощавшись.
"Как пришла, так и ушла". — Никанор философски отнесся к пропаже. — "Только голову зря обгадили".
По дороге выяснили, что кабинет оператора Барсова, находится на восьмом этаже. Группа шла без задержек, с легким гудением от предвкушения развлечения. Только на седьмом этаже, услышав подкрадывающееся по полутемному коридору "Пу-у-у!", большинство любознательных развернулись и приготовились к старту.
— Это свои! — Успокоил их Сидор. — Это наш младший братишка балуется.
Ему поверили, так как выглядел он очень круто, а крутые парни, как известно, слов на ветер не кидают. Но на всякий случай, вперед выдвинули Никанора, крутого Сидора и бабу Дуню, и наотрез отказались идти дальше, пока не появится звуковой источник.
Из темноты вышел Семен. Он еле волочил усталые ноги. Лицо его выражало творческую сосредоточенность, а руки были засунуты в карманы черного засаленного комбинезона. Увидев Никанора с Сидором, он широко улыбнулся и поспешил им на встречу.
— Братья! — Крикнул он, бросаясь в объятья сразу обоим. — Как я рад, что нашел вас. Здесь хуже, чем в самовольно выстроенных гаражах. Я, уж думал, что никогда не выберусь отсюда. Устал как австралийский лемур. По пятому кругу пошел.
Сердобольной бабе Дуне стало жалко Семена до такой степени, что она достала бутылку пива из ведра, тем самым, уменьшив будущую радость своего деда.
— На, милок, — сочувственно проворковала она, — поправь здоровье.
— Мадам! — Семен, тронутый вниманием незнакомой бабули, не нашел слов. Он галантно отставил одну ногу, плавным движением взял ее дряблую руку и, почтительно прогнувшись, запечатлел на ней свой благодарный поцелуй.
Свидетели невольно зааплодировали, а баба Дуня залилась краской.
Все двинулись дальше, обсуждая увиденное.
— А ваш братец, бабник. — Шепнула баба Дуня Никанору.
— А то!!! — Гордо ответил домовой.
К убежищу оператора Барсова подходили на цыпочках, чтобы не спугнуть тех, кто там неистовствовал. Улыбки, на лицах крадущихся по полутемному коридору, говорили о том, что путь был проделан не зря. Через закрытую дверь, в коридор, летели стоны, требования и прерывистое дыхание. Только напрочь лишенный воображения, мог подумать, что за дверью раскладывают пасьянс.
— Слышишь? — Баба Дуня приставила ухо к двери. — Твой подзащитный молится.
Мадам, к которой обратилась баба Дуня, была как сковородка, такая же раскаленная и злая. И ко всему, от доносящихся звуков, ее начало плющить. Чтобы она не испортила момент истины, братья, не сговариваясь, нырнули в кабинет оператора Барсова.
Все-таки это был не кабинет, а самая настоящая операторская. По всему периметру комнаты, стояли столы и шкафы, заваленные аппаратурой для съемки и монтажа. Посреди комнаты, на полу, лежал надувной матрас, к которому был подсоединен ножной насос. На матрасе, в измененном состоянии сознания, лежал парень, лет двадцати пяти, но не старше тридцати. Его руки были привязаны к ножкам стола, а ноги к двум гирям. Его глаза были закрыты, а губы растянуты в такой улыбке, словно он только сейчас рассмотрел двух летающих зеленых собак.
Сверху, на парне, шаманила молодая девица, издаваемая все те звуки, которыми наполнялся коридор. Ее движения не поддавались никакой идентификации, но чувствовалось, что ей от парня, что-то позарез нужно.
Увидев братьев, девица выключила звук, сорвалась с улыбающегося тренажера и спряталась в большом металлическом шкафу, прикрыв изнутри дверцу. На полу, рядом с матрасом, осталось валяться то, что она носила в свободное от секса время. Парень продолжал балдеть, не смотря на потерю наездницы.
— Он? — Уточнил у Сидора Никанор.
Сидор утвердительно кивнул и подошел ближе к голове парня. Он немного постоял, глядя на его улыбку, потом присел на корточки и простер свою ладонь над головой Барсова.
— Получается? — Никанору не терпелось знать.
Сидор подмигнул, улыбаясь. Потом он встал и подошел к братьям.
— Вы будете смеяться, — сказал он с улыбкой, — но через час, у него свидание с новой пассией.
Скрипнула дверца шкафа. Братья повернули на скрип головы и увидели, выходящую из своего убежища, девицу. Она гневно посмотрела на распростертое тело, подняла с пола джинсы и стала их натягивать на себя.