Что забыла Алиса
Шрифт:
ДорисизДалласа
Фрэнни, вы что, ослепли и оглохли? Он же хочет сказать, что ВЫ ЕМУ НРАВИТЕСЬ!
А вам он как? По-моему, забавный тип. Этакий необработанный алмаз.
Парень из Брисбена
Соглашусь с Дорис, но не староваты ли вы для всего этого? Ой-ой-ой!
Фрэнк Нири
Привет! У меня здесь, оказывается, конкурент объявился? Я гораздо моложе этого Икса. Дайте
Супербабулька
Извините за неучтивость, только Икс мне кажется очень скользким типом. Я бы дала ему от ворот поворот. Напишите, вернулась ли к Алисе память?
– Мама! – вопил кто-то. – Хватит! Скажи, чтобы она перестала! Мамочка!
Алиса выскочила из постели и, толком не проснувшись, опрометью кинулась через холл; во рту было сухо, голова кружилась от прерванного сна.
Кто кричал? Оливия?
Вопли раздавались из комнаты Мадисон. Алиса толкнула дверь. В темноте она едва различала, как по постели металась темная фигура с криками: «Снимите его! Снимите!»
Глаза Алисы привыкли к темноте, она нашарила лампу на книжной полке рядом с кроватью Мадисон, зажгла ее.
Мадисон лежала с закрытыми глазами, наморщив лицо. Она запуталась в простынях, подушка лежала у нее на груди, а она отпихивала ее.
– Снимите ее! – повторила она.
– Тебе приснилось, дорогая. – Алиса осторожно сняла подушку и присела на кровать рядом с дочерью. – Приснилось…
Она вспомнила свои кошмарные сновидения и представила себе, как колотится сейчас сердце у Мадисон, как голос из жизни медленно проникает в сон и развеивает его.
Мадисон открыла глаза, кинулась к Алисе, больно ударилась головой ей о ребра и тесно прижалась к ней.
– Мамочка, сними его с Джины! – рыдала она. – Сними его!
– Это сон, – сказала Алиса, поглаживая потные пряди на лбу у Мадисон. – Просто плохой сон, и все…
– Мама, но его нужно снять с Джины! – рыдала она.
– Да что снять?
Мадисон не отвечала. Руки ее разжались, дыхание стало тише. Она завозилась, поудобнее устраиваясь на коленях у Алисы.
Засыпала?
– Что же с нее снять? – прошептала Алиса.
– Приснилось… – пробормотала Мадисон.
26
– Тетя Алиса! Тетя Алиса!
Мальчик лет трех влетел прямо в объятия Алисы. Она машинально подняла его маленькое тельце и закружилась по комнате, а он ухватился за нее руками и ногами, точно коала за дерево. Она зарылась носом в его темные волосы и вдохнула легкий, приятный запах. Он был удивительно, до головокружения знаком. Она еще раз глубоко вдохнула. Помнила ли она этого мальчика? Иногда ей казалось, что проще защемить чем-нибудь нос, чтобы только не слышать этих неожиданных, дразнящих воспоминания запахов, которые улетучивались до того, как она успевала хоть что-то сообразить.
Маленький мальчик обхватил пухлыми ручонками лицо Алисы и, серьезно глядя ей в глаза, начал говорить что-то непонятное.
– Он спрашивает, привезла ли ты карамельки «Смартиз», –
– Ах… – растерялась Алиса.
– Ты ведь не знаешь, кто это? – радостно догадалась Мадисон.
– Не знает, – подтвердила Оливия.
– Это наш двоюродный брат Билли, – внес ясность Том. – Его мама – тетя Элла.
У младшей сестры Ника есть ребенок! Вот это скандал! И ей ведь всего пятнадцать, она школьница!
Ну и тупишь же ты, Алиса! Год-то уже две тысячи восьмой! Ей двадцать пять лет! И наверное, сейчас она совсем другой человек.
Ну, не совсем другой. Вслед за мальчиком появилась его мама собственной неулыбчивой персоной и начала протискиваться через толпу. В Элле все еще было что-то готическое. Белая кожа, задумчивые глаза, щедро подведенные черным, черные волосы на прямой пробор, четкая линия стрижки боб. На ней была длинная черная юбка, черные колготки, черные балетки и черная шерстяная водолазка, поверх которой висели четыре-пять ниток искусственного жемчуга. Только Элла могла так вырядиться.
– Билли, поди сюда! – строго сказала она, безуспешно отрывая сына от Алисы.
– Элла… – сказала Алиса, а Билли еще сильнее уцепился ногами и спрятал лицо у нее на шее. – Я и не думала, что ты здесь.
Если выбирать, какая из «чекушек» ей нравилась больше всего, то это была она, Элла. Подростком она была порывиста, слезлива и в то же время всегда готова истерически захихикать, а с Алисой – поболтать о тряпках и показать старые платья, которые она покупала в секонд-хенде и приведение которых в порядок стоило больше, чем она за них платила.
– Ничего, что я пришла? – спросила Элла.
– О чем ты? Конечно ничего.
В деревне для престарелых, где жила Фрэнни, начинался вечер семейных талантов. Они стояли в холле с деревянными полами, по стенам блестели красным обогреватели, и от них было так жарко, что все гости тут же сбрасывали пиджаки и кардиганы. Полукруглыми рядами выстроились пластиковые стулья, а на сцене единственный микрофон жалко смотрелся на фоне помпезного красного занавеса. Под сценой были аккуратно размечены проходы разных размеров, некоторые с ленточками разных цветов, точно багаж в аэропорту. Вдоль стен теснились столы на тонких ножках, накрытые белыми скатертями и уставленные блюдами, стопками пластиковых стаканов, бумажными тарелками с яичными сэндвичами, сдобными булочками с вареньем и шариками масла, подтаявшими в духоте.
Передние ряды были уже заняты жителями деревни. Крошечные сухие старушки украсили брошками свои лучшие платья, согбенные старички тщательно расчесали на пробор волосы, едва прикрывавшие черепа в старческих пятнах, концы завязанных по такому случаю галстуков они спрятали в вырезы джемперов. Старые люди, казалось, вовсе не чувствуют жары.
Алиса заметила Фрэнни. Та сидела прямо в центре и, казалось, горячо спорила с седоволосым, широко улыбавшимся мужчиной; не заметить его было нельзя – на нем был яркий, как фонарь, жилет в горошек и белая рубашка.