Что забыла Алиса
Шрифт:
– Вообще-то, – сказала Элла, вырвав наконец Билли из рук Алисы, – это твоя мама позвонила и пригласила нас прийти. Она сказала, что папа очень волнуется из-за этого выступления. Правда, я этому не поверила, но мало ли что… Остальные отказались.
Как странно… Барб позвонила сестрам Ника и по-дружески, на равных попросила их что-то сделать.
Алиса поймала себя на этой мысли.
Ну конечно, они были на равных. Как же могло быть иначе!
Честно говоря, в самой глубине души (или не совсем уж в глубине) она всегда считала, что ее родная семья ниже по положению, чем семья Ника. Семейство Лав проживало в восточных пригородах. «Я почти и не бывала за мостом», – как-то раз призналась Алисе мать Ника. Иногда по пятницам
А семейство Алисы обосновалось на простецком северо-западе, где жили веселые католики, менеджеры среднего звена, дипломированные бухгалтеры и нотариусы по операциям с недвижимостью. Мать Алисы тоже редко бывала за мостом, но это только потому, что она совсем не знала города.
Настоящим событием была даже поездка на пригородном поезде. Алиса с Элизабет учились в ближайшей католической женской школе, выпускницы которой становились самое большее сиделками и учительницами, но не врачами и не юристами. Каждое воскресенье они ходили к мессе: ребятишки играли на гитаре, собравшиеся пели тонкими нестройными голосами, следя за словами по листку, который крепился на стене прямо над головой священника, а свет из витражных окон отражался от его очков. Алиса часто думала, что было бы гораздо выгоднее родиться в респектабельных западных пригородах. Вот тогда бы из нее выросла самая настоящая крутая девушка с запада. Может быть, она бы сделала татуировку на лодыжке. Или если бы ее родители были иммигрантами и говорили с акцентом, Алиса знала бы два языка, а ее мать делала бы домашнюю пасту. А были они обыкновеннейшей, самой обычной семьей из пригорода. Такой же обыкновенной, как хлопья «Витбикс».
Как вдруг на горизонте появился Ник и заставил ее почувствовать себя интересной и экзотической.
– Вот любопытно: в чем ты исповедуешься? – как-то спросил он ее. – Тебе можно это рассказывать?
Он рассматривал снимки, на которых Алиса была изображена в форме католической школы – длинная юбка в складку, – и шептал ей на ухо: «Ох, как же я тебя сейчас хочу!» Он сидел на диване в цветочек, рядом стоял квадратный коричневый журнальный столик (самый большой из всех их журнальных столиков), покрытый вышитой салфеткой. Ник жевал толсто намазанную маслом булочку с ярко-розовой глазурью, пил чай и спрашивал: «А дом какого года постройки?» Как будто их хибара красного кирпича заслуживала такого уважительного отношения. «Шестьдесят пятого, – отвечала Барб. – Мы за него пять сотен отдали». Алиса впервые об этом услышала! Ник сделал их дому историю. Он согласно кивал, отпускал замечания об установке света и был точно таким же, как за антикварным столом в доме своей матери, где он ел инжир, козий сыр и пил шампанское. У Алисы голова кружилась от обожания.
– А мы будем сидеть с папой, когда он будет здесь? – спросила Оливия, повиснув на рукаве у Алисы. – Вы будете сидеть вместе? Так что я буду танцевать, а вы будете говорить друг другу: «О, какая милая у нас дочка! Как мы ею гордимся!»
На Оливии было трико, балетная пачка и пуанты: она готовилась идти на сцену. Алиса загримировала ее своей косметикой, хотя та все твердила: «Мало! Мало!»
– Ну конечно, мы будем сидеть вместе, – сказала Алиса.
– Оливия, ты самый стеснительный человек в мире, – заявила Мадисон.
– Ничего она не стеснительная, – возразила Элла, прижав Оливию
– Мой любимый, – яростно произнесла Мадисон. – Только вот мама его так редко стирает!
Алиса смотрела, как Элла смотрит на Мадисон, и видела, как смягчалось ее лицо. Казалось, что сестра Ника любила детей Алисы. И, судя по тому, как Билли не оставлял попыток залезть в сумку Алисы и найти там свои любимые карамельки, она тоже любила этого маленького мальчика. Они с Эллой были тетками по отношению к детям друг друга, и от этого Алиса ощущала огромную симпатию к ней.
– Ты стала такой красивой, такой элегантной, – сказала Алиса Элле.
– Шутишь? – напряглась Элла.
– Тетя Элла, мама сегодня может показаться немножко чудной, – пояснил Том. – Она сильно повредила голову. Я тут распечатал кое-что из Интернета, так что почитай, если хочешь. К вашему сведению. Так говорят, когда хотят кому-то что-то сказать.
– Папочка, милый! – закричала Оливия.
Ник только что вошел и остановился, осматриваясь. На нем был дорогой костюм, рубашка с расстегнутым воротом, без галстука. Он выглядел удачливым, привлекательным человеком зрелого возраста. Таким, кто принимает серьезные решения, знает свое место в мире и больше не роняет бутерброд на рубашку перед самой презентацией.
Ник сначала заметил детей и весь просиял. Через секунду он заметил Алису, и лицо его омрачилось. Он подошел к ним, и Оливия тут же бросилась в его объятия.
– О, как я по вам троим соскучился! – глухо произнес Ник, уткнувшись в шею Оливии, одной рукой ероша волосы Тома, а другой похлопывая Мадисон по плечу.
– Привет, пап! – сказал Том. – Угадай, сколько километров отсюда до нашего дома. Угадай, ну!
– Сколько-сколько… Пятнадцать?
– Почти! Тринадцать, к вашему сведению.
– Привет, ребенок! – обратился Ник к Элле. Он всегда так называл ее.
Элла смотрела на него обожающим взглядом. Здесь ничего не поменялось.
– И ребенок ребенка! – Он схватил Билли и теперь держал двоих – Оливию и Билли.
– Ребенок ребенка! Ребенок ребенка! – пыхтя, повторял Билл.
– Как дела, Алиса? – бросил он, глядя на детей.
На Алису он не смотрел и поздоровался с ней в последнюю очередь. Она была самая нелюбимая. С ней он говорил подчеркнуто вежливо.
– Все нормально, спасибо.
Ни в коем случае не плакать! Ни с того ни с сего ей страшно захотелось видеть Доминика. Того, кто больше всех любит ее. Как же противно было быть презираемой. Чувствовать, что тебя просто не замечают.
– Леди и джентльмены, мальчики и девочки! – послышался в микрофоне знакомый дрожащий голос. – С огромным удовольствием я приветствую вас на вечере семейных талантов нашей деревни! Прошу всех занять свои места!
– Фрэнни! – воскликнула Оливия.
На сцене стояла Фрэнни, очень красивая в темно-синем платье, и спокойно говорила в микрофон, хотя в голосе у нее проскальзывали напряженные нотки.
– Кажется, она совсем не волнуется, – заметила Мадисон. – Если бы мне нужно было говорить перед такой толпой, я бы так нервничала, что, наверное, упала бы в обморок.
– И я тоже, – сказала Алиса.
– Ты? – Мадисон скривила губы. – Ну, ты нет!
– Как – нет? – возразила Алиса. – Да!
После небольшого замешательства все расселись по местам. Мадисон, Том и Оливия непременно хотели сидеть рядом с отцом, а Оливии нужно было место в самом конце ряда, чтобы было удобнее встать, когда назовут ее имя, а может быть, захотелось еще, чтобы Ник с Алисой сели рядом, а Билли нужно было забраться на колени Алисе, чего очень не хотела Элла. Но сдаться ей все-таки пришлось, и в конце концов Алиса с Мадисон оказались по одну сторону прохода, Ник – по другую, а маленькое теплое тельце Билли уместилось у нее на коленях. Ну что ж, хотя бы ему она нравилась.