Что забыла Алиса
Шрифт:
– Ну, хотя бы отвлечется и не будет думать о том, как Роджер с матерью танцуют сальсу.
В этот раз Элизабет улыбнулась гораздо шире.
– Мама помнит все сроки, которые мне ставили, – сказала она. – В такие дни она всегда звонит мне рано утром и начинает болтать, просто так болтать, и все.
– Она хорошо управляется с детьми. Они прямо с ума по ней сходят.
– Хорошая из нее бабушка получилась, – вздохнула Элизабет.
– По-моему, мы ее простили.
Элизабет бросила на нее острый взгляд, но не спросила за что.
Об этом они никогда серьезно не говорили. По крайней
С тех пор для Алисы и Элизабет Барб стала не матерью, а простодушной старшей сестрой. Даже когда она совсем отошла от потери и сделала попытку восстановить родительский авторитет, они просто-напросто не разрешили ей быть матерью. Это был очень точно рассчитанный, хотя и неявный реванш.
– Да, – помолчав, сказала Элизабет. – Да, похоже, мы действительно простили ее. Не знаю, когда точно, но только простили.
– Странно как все получилось.
– Да, очень.
Они молча просмотрели рекламу распродажи ковров, и Элизабет снова заговорила:
– Я злюсь. Просто не могу передать тебе, как я злюсь.
– Ничего, – откликнулась Алиса.
Снова стало тихо.
– Последние семь лет мы только и делали, что все создавали жизнь для себя, обыкновенную жизнь, какой все живут в пригородах, с двумя целыми одной десятой ребенка. Мы только это и делали – не жили настоящей жизнью, нет. И теперь все надо откладывать на несколько месяцев, пока я не потеряю и этого, а потом мне надо будет это пережить, а потом Бен будет приставать ко мне с бумажками об усыновлении и все кругом начнут горячо поддерживать: ах, усыновление, ах, прекрасно, ах, мультикультурно! И все будут ждать, когда я забуду об этом ребенке.
– Может, ты его и не потеряешь, – возразила Алиса. – Может, он все-таки родится.
– Не родится! О чем тут говорить?
Участник кулинарного шоу наливал в сковороду мед, объясняя по ходу дела: «Сливочное масло должно быть только несоленое. В этом весь секрет».
– Мне нужно взять себя в руки и притвориться, будто я вовсе не беременна, – сказала Элизабет. – Чтобы, если и это ничем не кончится, не переживать особо, но у меня просто нет для этого сил. Бывает, иногда я думаю: «Нужно же надеяться! Настройся, что в этот раз все будет хорошо». Но я все время страшно боюсь. Как только нужно пойти в ванную, я начинаю терзаться: а вдруг увижу кровь? Каждый ультразвук – пытка: вдруг что-нибудь прочитаю по лицу врачей. Вот говорят, нельзя волноваться, потому что это вредно для ребенка, но как тут не волноваться?
– А поручи-ка это дело мне. Я хоть весь день за тебя волноваться буду! Уж что-что, а это я умею – сама знаешь!
Элизабет улыбнулась и перевела взгляд на экран. Гость кулинарного шоу вынул что-то из духовки, плотоядно потянул носом и воскликнул: «Опа!»
– Когда Джины не стало, мне нужно было бросить все
Странно, подумала Алиса. И почему это все спешат извиниться за свое поведение, когда умерла Джина?
– А почему ты не приехала?
– Не знала, хотела ли ты меня видеть. Боялась сказать что-нибудь не то. Вы с Джиной очень хорошо ладили, а мы с тобой… Ну, можно сказать, разбежались.
Алиса пододвинулась к Элизабет, так что они касались друг друга ногами, и сказала:
– Так давай побежим навстречу друг другу.
По экрану скользили строчки благодарностей компаниям – спонсорам кулинарного шоу.
– Не будет у меня этого ребенка, – сказала Элизабет.
Алиса положила руку сестре на живот.
– Не будет у меня этого ребенка, – повторила Элизабет.
– Ну, племянник или племянница. – Алиса передвинула руку пониже. – В этот раз что, тоже не придешь? А твоя мама тебя так ждет, так ждет…
Элизабет щелкнула управлением, выключила телевизор и разрыдалась.
Я поцеловала его в ответ.
Удивились? А я – еще больше!
Комментарии закрыты.
– А мне нравятся эти львы, – сказал Доминик.
Была суббота, девять вечера, он стоял в проеме входной двери с пакетом шоколадного печенья, бутылкой ликера и букетом тюльпанов. На нем были джинсы, не первой молодости рубашка в клетку, а на лице – щетина.
Алиса взглянула на Джорджа и Милдред, снова восседавших на своих местах. Она все не могла понять, как они выглядят – смешно и прикольно или грязно и жалко.
– Я тут подумал, загляну-ка, вдруг тебе хочется компании, – сказал он. – Если только ты не занята планированием на завтра…
Алиса ничего не делала, только лежала на диване, уставившись в потолок, и неопределенно размышляла о ребенке Элизабет и о словах Ника насчет «второй попытки». Ник, кажется, думал, что для начала можно устроить свидание. «Может, сходить в кино», – предложил он, и Алиса задумалась, как, сидя в кинотеатре, можно начать эту вторую попытку. С энтузиазмом грызть попкорн? Оживленно обсуждать увиденное? Считать, сколько раз каждый из них показался смешным, оценивать свой уровень привязанности? Попробовать поцеловаться как можно романтичнее? Ну уж нет, таких «вторых попыток» ей вовсе не хотелось. Ей хотелось самого простого: чтобы Ник вернулся домой и чтобы все пошло так, как положено. Вся непонятная чепуха вокруг ей порядком надоела.
День просто вымотал ее. Дети один за другим ушли на спорт. Оливия играла в нетбол (одни скачки и прыжки без особого контакта с мячом), Том – в футбол (и отлично играл – забил два гола!), Мадисон – в хоккей (преотвратительно, надо сказать).
– Тебе нравится? – спросила как-то Алиса, когда Мадисон удалили с поля.
– Ты же знаешь, что я эту игру терпеть не могу, – ответила дочь.
– Так зачем же играешь?
– Потому что ты сказала, мне были бы полезны командные игры.
Алиса не мешкая подошла к тренеру и забрала дочь из секции. И тренер, и Мадисон при этом еле сдерживали радость.