Чтоб услыхал хоть один человек
Шрифт:
До свидания.
Твой Рю
3 июня 1920 года, Табата
Вакэ Рицудзиро-сама!
Благодарю за «Марию Магдалину». Получив книгу, я решил вместе с благодарностью послать Вам «Волшебный фонарь» и, узнав в издательстве «Сюнъёдо», что его Вам не отправляли, сразу же выслал.
По поводу Ваших переводов. Я не откладывая написал письмо господину Мори из «Сюнъёдо». Он должен ответить непосредственно Вам. Хочу, однако, сказать, что в последнее время журналы неохотно печатают переводы, так что просто не знаю, что и делать. Если, несмотря на это, желание напечататься у Вас не пропадает, то, может быть, Вам лучше выпустить свои переводы книгой в издательстве «Синтёся». Есть ли у Вас переводы рассказов Джека Лондона о любви? Если есть, их можно будет, я думаю, пристроить в «Библиотеке Вертера». Напишите, я тут же передам Вам ответ «Синтёся». Рад буду помочь Вам.
253
Вакэ
Ваш Акутагава Рюноскэ
3 июля 1920 года, Табата
Наканиси Хидэо-сама!
Прости, что задержал ответ. Скоро я опять буду сильно занят, поэтому если ты свободен шестого (понедельник), то, может быть, зайдёшь (вечерком)? В газете я взял отпуск, но пока ещё нахожусь в Токио и стараюсь избегать гостей. Как прекрасно «Приглашение к путешествию»! Я с давних пор просто влюблён в строку оттуда: «Незабудки Суматры». Прекрасны у Бодлера и «Печали луны», и «Предрассветные сумерки», и «Окна». Много у него стихотворений в прозе. Ты читал «О знаменитом Бодлере» Готье?
254
Наканиси Хидэо – владелец издательства «Наканисия».
Гаки
15 июля 1920 года, Табата
Намбу Сютаро-кун!
Получил твоё письмо. В нем и в критическом обзоре в газете ты написал о «Нанкинском Христе» в совершенно разных тонах. Меня это не порадовало. И сложилось впечатление, что хотя в обзоре ты в общем хвалишь моё произведение, но в то же время беспокоишься о том, чтобы не вызвать у читающей публики недовольства такими похвалами. Возможно, во мне говорит подозрительность, но то, что тон совершенно другой, чем в письме, – это факт. Но давай отвлечёмся от этого и поговорим с позиций чистой логики: ты утверждаешь, что, отдавая должное художественным достоинствам произведения, ты не находишь в нём того, что нашло бы отклик в твоём сердце. Но разве недостаточно, чтобы произведение искусства волновало тебя своей художественностью? Не есть ли то, что находит отклик в сердце, великая тайна? Ты когда-нибудь задумывался серьёзно над этим? Мне кажется, вряд ли. Разбирая моё произведение, ты говоришь, что я злоупотребляю игрой. Что ты имеешь в виду, говоря о злоупотреблении игрой: то ли написание подобного произведения, то ли мою позицию, нашедшую в нём отражение? Если первое, то я бы мог указать с десяток произведений современных писателей, включая таких выдающихся, как Толстой, Франс, Бальзак. Хотел бы услышать от тебя ответ, почему их творчество – игра? Если второе, то я хотел бы спросить: разве можно называть игрой состояние японского туриста, оказавшегося не в силах рассказать правду Цзинь-хуа [255] ? Разве когда нам, писателям, удаётся увидеть в жизни odious truth [256] , наша нерешительность по поводу сделанного открытия не сродни мучениям японского туриста? Разве бывает так? Разве тебе не знакомо подобное чувство? Тебе не припоминается, что и ты видел вокруг себя бесчисленное множество таких же Цзинь-хуа? И разве ты не догадываешься, что убить их мечту – значит причинить им боль, несчастье?.. И этот вопрос также я хочу задать тебе. Кроме названных мной двух моментов, находишь ли ты нечто другое в моем произведении, что можно было бы назвать игрой? Есть ли на более чем двадцати страницах моей новеллы какие-либо неточности, несообразности? Об этом я тоже, отбросив нерешительность, хочу спросить тебя. Неужели ты настолько не понял темы моего произведения, что осуждаешь меня за образ Джорджа Мерри [257] ? Неужели полностью отвергаешь его? А если так, тогда, я думаю, не о чем и говорить.
255
Цзинь-хуа — герой новеллы Акутагавы «Нанкинский Христос».
256
Низкая правда (англ.).
257
Джордж Мерри — герой новеллы Акутагавы «Нанкинский Христос».
Быть серьёзным – совсем не значит заставлять персонажи произведения вести серьёзные речи. Задача писателя состоит в том, чтобы достойно отразить нашу повседневную жизнь, заключённую в нас самих и в том, что нас окружает. Я не думаю, что тобой руководят какие-то дурные намерения. Но думаю, тебе следует несколько иначе взглянуть на свою серьёзность. Я не хочу выступать в качестве ментора, но должен откровенно сказать тебе, что я недоволен. И хочу, чтобы ты так же откровенно ответил мне. Пока не ответишь, я с тобой не хотел бы встречаться.
Гаки
1921
13 января 1921 года, Табата
Тамабаяси Кэнги-сама!
Сегодня утром прочёл Ваше письмо.
Хорошее письмо. Прочёл его с удовольствием. Я часто получаю письма от незнакомых людей. Некоторые просят, чтобы я взял их к себе в ученики. Некоторые просят прочесть рукописи. Некоторые просят, чтобы я написал и послал им стихотворение. Получив такие письма, я обычно, недовольно морщась, отказываюсь. Ваше
Акутагава Рюноскэ
11 марта 1921 года, Табата
Сусукида Дзюнскэ-сама!
Прежде всего хочу поблагодарить за заботу. Сегодня я получил массу рекомендательных писем. В ближайшее время я не собираюсь в Осаку, но, если у Вас есть ко мне дела, могу приехать на денёк раньше. Жду ответа. Писать о своём путешествии ежедневно я не собираюсь и решил сделать так: разделить свои записки на две части – впечатления о Юге, концентрирующиеся вокруг Шанхая, и впечатления о Севере, концентрирующиеся вокруг Пекина, – и послать их в газету. Выйдет ли из этого что-нибудь путное, не знаю. Позавчера на прощальном вечере в ресторане «Сэйёкэн» Сатоми Тон в своём выступлении заявил: «В древности китайцы были великим народом. И я не думаю, что сейчас эти великие китайцы вдруг перестали быть великими. Оказавшись в Китае и не видя его былого величия, ты должен всё равно это величие Китая обнаружить». Именно так я и собираюсь поступить. Три дня назад Мацуути-сан [258] выдал мне деньги. Если не хватит, попрошу выслать, когда прибуду в Пекин. А до тех пор мне их вполне хватит. Выступая на том же прощальном вечере, Кикути Кан сказал: «Акутагава всегда был счастливчиком. Но нынешней его поездке в Китай я ни капельки не завидую. Без приличного вознаграждения ни за что бы не поехал». Приличным вознаграждением он считает, например, тысячи две иен. Видимо, он спутал поездку в Китай с «Госпожой Жемчужиной». (…) На этом заканчиваю. С нетерпением жду ответа.
258
Мацуути Наринобу — сотрудник газеты «Осака майнити».
Ваш Акутагава Рюноскэ
26 марта 1921 года, Осака
Акутагава Досё-сама!
Надеюсь, вы все здоровы. Не успел я выехать из Токио, как у меня в поезде поднялась температура. Поэтому пришлось сойти в Осаке. Посоветовавшись с Сусукидой, который пришёл на вокзал встретить меня, я решил остановиться в гостинице «Китахама», недалеко от редакции газеты, и ко мне пришёл врач, живущий поблизости. Он вынул из саквояжа огромный термометр, каким, помнится мне, в давние времена ветеринар в нашем доме измерял температуру коровам, вставляя его в задний проход, и другие принадлежности, и я сразу же проникся к нему доверием. Он сказал, что у меня обычная простуда, и дал лекарство на два дня. Но я не стал его пить, достал перекись водорода, приготовил полоскание и, приняв лекарство от простуды, которым меня снабдил Симодзима-сэнсэй, пополоскал горло перекисью водорода. В результате температура, доходившая до тридцати девяти, всего за три дня стала нормальной. Но на «Кумано-мару» я всё же опоздал и подумал, не сесть ли мне на «Оми-мару», судно, отплывающее двадцать пятого из Модзи. Здесь, в Осаке, я вдруг обнаружил, что забыл дома ножницы, пластырь, градусник, блокнот и другие мелочи. Купив всё это, я увидел, что чемодан оказался мал, пришлось купить корзину. От болезни я оправился быстро (сегодня утром у меня тридцать шесть и четыре), так что можете не беспокоиться. Следующее письмо отправлю из Модзи до посадки на судно.
Акутагава
Р. S. (…) Прошу прислать мне в Шанхай адреса писателей и художников, обозначенных в конце новогоднего номера «Син бунгаку».
Р. Р. S. Пока я буду в отъезде, в газетах, возможно, появятся мои путевые заметки. Очень прошу вырезать их.
Р. Р. Р. S. Только что был у меня Сусукида. Решено, я отплываю двадцать восьмого. Выеду из Осаки двадцать шестого или двадцать седьмого. Адреса пришлите в Шанхай. Здесь я их уже не успею получить.
Р. Р. Р. Р. S. Находясь в Осаке, написал для «Осака майнити» (воскресное приложение). Вырежь, пожалуйста.
До сих пор не чувствую вкус табака. Нос заложен. Ужасно.
Вместе с письмом посылаю шанхайскую газету. Посылаю её потому, что в ней моя фотография.
Как простуда тётушки? Если не будет следить за собой, разболеется, как я. Нужно внимательнее относиться к себе. (…)
Заболеть во время поездки малоприятно. (…)
259
Одзава Хэкидо (1881–1941) – японский поэт.
29 марта 1921 года,
борт «Тикуго-мару»
Оана Рюити [260] .
Привет!
Благодарю за то, что пришли проводить меня. В поезде у меня вдруг поднялась температура, и мне пришлось сойти в Осаке и неделю прожить в гостинице «Китахама». Двадцать седьмого я выехал из Осаки и двадцать восьмого сел в Модзи на «Тикуго-мару».
В районе Гэнкай началась сильная качка – тарелки на столах стали подпрыгивать, ножи и вилки – падать на пол. У меня столько раз бывала морская болезнь, что и говорить об этом не хочется. Такая противная штука. Голова кружится, тошнит – ужас. Но морская болезнь случилась не у одного меня. Заболели не только пассажиры, это естественно, но даже некоторые члены команды. Среди пассажиров избежал её лишь один американец. Он едет со своей любовницей-японкой. В самый шторм он преспокойно стучал на своей портативной пишущей машинке.
260
Оана Рюити (1894–1966) – японский художник.