Чтоб знали! Избранное (сборник)
Шрифт:
Когда они вышли на улицу, Ичи всё продолжал изумляться подвигу Кена, а Кен перевёл разговор на девушек из турецких бань. Ичи рассказал, что они могут выдержать не больше пяти лет, так как их кожа из-за постоянного использования мыла и воды резко портится. Однако эти пять лет могут их обеспечить на всю жизнь.
Кен с облегчением высадился из такси у своего отеля и помахал рукой Ичи, как бы отмахиваясь.
Когда он проснулся на следующее утро, он не мог вспомнить, чтобы ему что-нибудь снилось. Была суббота, и он купил билет на автобусную экскурсию по Токио. Первая остановка была в парке напротив императорского дворца: курчавые крыши строений и деревья со стволами, обёрнутыми в соломенные маты, в которые насекомые забирались зимовать. Ранней весной эти соломенные маты снимались и сжигались вместе с насекомыми. «Бедные доверчивые насекомые, – думал Кен, – они верят, что там, где тепло, им будет
В конце экскурсии автобус остановился у древнего храма, и экскурсантов отпустили погулять на полчаса. У храма стояли просящие подаяния – их нельзя было назвать нищими, которые кишели в Индии. Эти люди стояли с достоинством в бедных, но чистых одеждах. Некоторые из них ударяли во что-то громкое, типа бубна, чтобы привлечь к себе внимание. Кен увидел двух инвалидов – один слепой, а другой без рук, с блестящими крючками протезов. Оба были в белых комбинезонах. Перед храмом, посередине площади, горел костёр, над которым была возведена невысокая крыша, чтобы спасать его от дождя. Со всех сторон к нему подходили люди, старались дотронуться до косматого огня и быстро отдёргивали руку.
Кен вошёл в сумрачный храм. В центре восседал жирный Будда. Постояв несколько минут и понаблюдав за сосредоточенными людьми, Кен вышел. У внешней стены были установлены деревянные шкафы с маленькими ящичками, которые напоминали маленькие сейфы в банках, предназначенные для индивидуальных вкладчиков. У этих шкафов толпилось много людей. Кен подошёл поближе и увидел, как люди выдвигают ящички, на которых стояли номера, вынимают из них бумажки, свёрнутые в трубочку, и, разворачивая, читают их с большой серьёзностью. Когда они с Натали бывали в китайских ресторанах и она вытаскивала предсказание, спрятанное в печенье, её лицо всегда становилось очень тревожным, хоть всем известно, что предсказания в ресторанах всегда доброжелательные. Но однажды Натали вытащила бумажку, которая оказалась пустой. Натали побледнела и глубоко задумалась, будто пустая бумажка сказала ей много больше, чем стандартные обещания скорых успехов. Она сидела, забыв о Кене, и крутила в руке бумажку, пока Кен не вырвал её и не разорвал на мелкие части. Натали подняла на него удивлённые глаза и с облегчением вздохнула, будто он спас её от неминуемой гибели.
«Она немножко ненормальная», – подумал тогда Кен, глядя на неё с нежностью, и почувствовал, что мысль об этом не огорчает его, а делает счастливым.
Теперь, глядя на людей, разворачивающих бумажки и явно принимающих всё всерьёз, Кен ясно понял, что ему надо пойти и вытащить бумажку со своей судьбой.
Иногда Кен чувствовал в себе назревание какого-нибудь неотвратимого решения, и если разум противился ему, приводя различные доводы, он знал, что ничего уже не поможет и он должен будет выполнить это решение, каким бы абсурдным оно ни казалось. Он даже внутренне посмеивался над усилиями разума что-то изменить. Решение, созрев, представало таким чётким и сильным, что он тотчас бросался на его выполнение, ибо становилось физически невозможно удерживать его в себе. И Кен почувствовал знакомую неотвратимость принятого решения.
Он подошёл к одному из японцев в толпе и спросил, указывая на людей у ящичков, что они делают. Кен только сейчас осознал, что он, по сути дела, даже не знает, что обозначают эти бумажки – может быть, это вовсе и не предсказания судьбы, а, к примеру, кулинарные рецепты или лотерея. Но в глубине души он был уверен, что предчувствие не обманывает его. И действительно, японец сказал мелодично-ломано: «Будущая судьба». Оказалось, нужно было заплатить сколько-то там йен за право подступиться к своей судьбе, и Кен подошёл к ящичку с номером, указанным на бумажке, которую он вытащил в обмен на деньги. Кен открыл ящичек. В нём оказалось несколько бумажек, свернутых в трубочку, и с колотящимся сердцем Кен вытащил одну. Он тут же развернул её и увидел иероглифы. Люди подталкивали его, жадные до своей судьбы, и Кен отошёл в сторону. Он шагнул навстречу проходящему японцу и протянул развернутую бумажку. Тот остановился, взглянул в бумажку, внимательно посмотрел на Кена и что-то сказал по-японски. Потом опять проговорил что-то непонятное и ушёл. Кен направился к автобусу, решив показать бумажку экскурсоводу, тем более что отпущенные полчаса истекали.
Он шёл сквозь толпу и думал, что судьба уже предрешена и он только ждёт теперь её откровения. И даже не важно, узнает он о ней или нет – она всё равно свершится. И если существует судьба, то зачем люди так стремятся её узнать? Чтобы ужаснуться? А быть может, откровение, которым иногда обнаруживает себя судьба человеку, это последний шанс изменить её? Но обычно, завороженный увиденным, человек лишь движется
Экскурсовод, стоя на входных ступеньках, вытягивал шею и подсчитывал своих подопечных. Кен, видимо, сбил его со счёта, протянув ему бумажку и попросив перевести. Экскурсовод взглянул на иероглифы сквозь пузатые очки и, будто укоряя кого-то, покачал головой.
– Это вы в храме из ящичка взяли?
– Да. Что там написано?
– Не обращайте внимания, это суеверная чепуха, – старательно улыбнулся экскурсовод.
– А что там написано? – резко переспросил Кен и ткнул пальцем в иероглифы.
Экскурсовод замялся и пробормотал:
– Там написано: «Жить осталось немного дней».
Сердце у Кена споткнулось и упало, но тут же поднялось и ринулось с удвоенной скоростью. Он взял из рук японца бумажку и сел на своё сиденье. «Что ж, – стал он пытаться рассуждать хладнокровно, – два предсказания, сделанные в разных концах Земли, совпали. Для простого совпадения слишком мала вероятность». И он вдруг ясно осознал, что он не может рисковать, пренебрегая этими предсказаниями. Если предположить, что они верны, то, значит, он умрёт, не увидав Натали. И если действительно ему осталось жить считанные дни, то он должен провести их с нею. Более того, ему сейчас открылась простая истина – вне зависимости от того, когда он умрёт, он хочет быть с Натали. Он теперь признался себе, что все это время он только и ждал предлога, чтобы вернуться к ней, – а какой найти лучший предлог, чем скорая смерть. Если смерть близка, то ничто не имеет смысла, кроме любви к Натали. А смерть – она всегда близка. Ему вдруг стало необычайно смешно от этой мысли, и он громко рассмеялся. Пассажиры оглянулись на него и снова уткнулись в окна. Кен испытывал ощущение, будто он решил головоломку, которая представлялась невероятно сложной до тех пор, пока одно правильное движение не превращает её в простые составные части. И превращение это вызывает смех просветления. Какими ничтожными казались ему теперь все его заботы о карьере, его обязанности, работа – всё, что не было связано с Натали. «Так вот оно что! – тихо смеялся Кен. – Только ясно увиденная смерть может придать подлинность нашей жизни. И любовь». Сосед Кена с тревогой наблюдал за ним. «Наверное, решил, что я помутился рассудком, а ведь я просветлился», – подумал Кен. Вдруг он услышал, что экскурсовод объявляет название его гостиницы. Он очнулся и увидел в окне яркие двери, теребимые входящими и выходящими. Кен вскочил и легко выбежал из автобуса. Он бросился к лифту, краем глаза наблюдая за собой и удивляясь себе. Он ворвался в номер и схватил телефонную трубку. Он набрал код выхода на Америку и номер Натали, который не позволял себе набирать целый год. Несколько секунд – и через океан пронеслась автоматическая запись, что этот номер отключён. Кен бросил трубку – он почему-то был уверен, что Натали ждёт его звонка у телефона. Он снова схватил трубку и позвонил в авиакассу гостиницы. Ближайший самолёт в Америку отлетал через четыре часа, и ещё были свободные билеты. Через два часа Кен уже шёл по залу аэропорта. Он послал телекс к себе на фирму, что по состоянию здоровья он сокращает свою командировку. В гостинице он оставил записку Ичи с тем же содержанием. Теперь Кен в нетерпении ждал отлёта, надеясь, что предсказанная скорая смерть – это не смерть в авиационной катастрофе.
Когда самолёт взлетел и стюардессы стали развозить напитки, Кен попросил три «кровавые Мэри». Стюардесса поставила ему на столик три бутылочки с водкой. Она хотела налить ему тройную порцию томатного сока, но Кен остановил её на первой: «Моя Мэри малокровная», – пояснил он стюардессе. Напряжение чуть спало – Кен смотрел в окошко на покачивающееся крыло самолёта. Вдруг самолёт стало резко подбрасывать. Создалось впечатление, что самолёт летит благодаря взмахам крыльев. Голос пилота сообщил пассажирам, что они пролетают через потоки восходящего воздуха. Стаканчик Кена упал, хорошо, что уже всё было выпито. «Только бы долететь», – взмолился Кен. Он почему-то был уверен, что сразу же разыщет Натали. Наконец-то самолёт выплыл из воздушных ям. Одно из облаков напомнило Кену картину Натали.
Натали занималась живописью, и её картины всегда тревожили Кена. Он вспомнил ту, что она ему подарила в начале их близости, – голая женщина, сидящая на ветке безлиственного дерева и воющая на луну. Под деревом стоит голый мужчина с виновато-дурашливым лицом, и мимо него проносится яблоко, брошенное на землю то ли женщиной, то ли веткой. Раза два Натали устраивала выставку у себя на квартире, и Кен пригласил своих деловых знакомых, которые, как он надеялся, купят картины. Но Натали не горела желанием продать свои труды за бесценок. Она справедливо считала, что вдохновение стоит дорого. Поэтому продать ничего не удалось.