Чтобы люди помнили
Шрифт:
В тот вечер на сцене местного театра гастролёры из Москвы показывали «Дни Турбиных». Играл он с огромным воодушевлением — знал, что в зале сидит девушка, которая очень ему понравилась.
После спектакля Леонов и его новая знакомая пошли гулять по вечернему городу. Наш герой был в ударе — он читал Ванде Блока, Есенина, рассказывал о своей работе в театре. Их встречи продолжались все три дня, пока театр находился в Свердловске. Когда же настало время уезжать, наш герой пообещал Ванде, что обязательно позвонит ей из Москвы. И не обманул.
Во время этих разговоров Леонов настойчиво приглашал Ванду к себе в Москву, обещал устроить её, показать город. И девушка в конце концов решилась.
В столицу Ванда приехала во время летних каникул. Актёр встретил её на вокзале и отвёл в дом
Стоит отметить, что родители Ванды были против того, чтобы их дочь выходила замуж за актёра. Они считали эту профессию несерьёзной и бесперспективной. Однако Ванда проявила удивительную решимость. Она пошла наперекор воле своих родителей и заявила, что замуж за Леонова всё равно выйдет. Видя её настойчивость, родители сдались. Девушка уехала в Москву, так и не закончив музыкально-педагогического училища. В 1958 году она поступила на театроведческое отделение ГИТИСа. В 1959 году у них родился сын Андрей.
Когда родился сын, Леонов находился на съёмках в Ленинграде и поэтому приехать в Москву не смог. Владимир Фетин снимал «Полосатый рейс». Картина стала звёздным часом для нашего героя. Сыграв в нём незадачливого «укротителя» Шулейкина, Леонов в одно мгновение превратился в самого любимого комедийного актёра советского кинематографа. Именно ему выпала честь впервые в советском кинематографе предстать перед зрителями в обнажённом виде. Как вспоминал позднее сам Леонов: «Я первым из актёров показал свой мощный зад советскому народу. Сцена, где мой горе-укротитель убегает от тигра, выскочив из ванны, поразила министра культуры Е. Фурцеву. Потом было много нареканий…»
В прокате 1961 года картина заняла 1-е место, собрав на своих сеансах 32,34 млн. зрителей.
После фантастического успеха «Полосатого рейса» Леонова стали наперебой приглашать в свои картины многие режиссёры. В те годы он, что называется, жил на колёсах. В родном театре он не имел дублёров и однажды почти месяц жил в поезде, курсируя между театром и съёмочной площадкой. Родные и знакомые корили его за это, он обещал исправиться, однако вскоре забывал об этом и вновь погружался в стихию работы. В общем, его можно было понять: он так долго ждал известности, что, когда она наконец пришла, его охватили ещё больший азарт и жажда деятельности. Поэтому он и хватался за все роли, которые ему предлагали. В 1962 году его даже пригласили играть в оперетте — экранизации произведения Д. Шостаковича «Москва — Черёмушки» (фильм назывался «Черёмушки»). Леонов вспоминает: «В один прекрасный день слышу: придёт Дмитрий Дмитриевич слушать, как мы поём. Одним словом, мы все поём как можем, а композитор всё это терпит. Наконец он говорит, что все поют плохо, но одного актёра утвердить можно — тут Дмитрий Дмитриевич указывает на меня, — он, говорит, ни в одну ноту не попал, но всё спел — такого я ещё никогда не слышал».
Так он и снимался бы в легкомысленных и серых комедиях, если бы в один прекрасный день о нём не вспомнил его давний знакомый — Владимир Фетин (тот, который снял «Полосатый рейс»). На этот раз взор режиссёра обратился не к лёгкому жанру, а к драме — он решил экранизировать рассказы М. Шолохова «Шибалково семя» и «Родинка». На главную роль — Якова Шибалка — он пригласил старого знакомого. Для большинства это было просто неожиданно, так как считалось, что Леонов ничего, кроме комедии, играть не умеет. Сам актёр об этом вспоминает так:
«Когда вышел на экраны „Полосатый рейс“, где я, к удовольствию зрителей, в мыльной пене, бегал от тигров, многие решили, что теперь уже я прописан постоянно в цехе комиков и мне за его пределы шагу ступить не дадут. По правде сказать, я и не очень огорчался. Ещё в студии понял, что я — комик. И всегда любил комедии и хотел играть в весёлых фильмах и спектаклях. Интересную драму я предпочту плохой комедии. Но хорошей комедии буду верен всю жизнь… Но как бывает в жизни иногда — самое интересное предложение получаешь там, где его совсем не ждёшь. Когда раздался звонок из Ленинграда и родной голос режиссёра Фетина сообщил, что для меня есть роль в его новом фильме, я не без ужаса подумал: каких ещё хищников придётся мне укрощать? И вдруг слышу: по рассказам Шолохова… „Донская повесть“… Шибалок… Я замер: ну, думаю, это похуже хищников. А он продолжает: я вижу только тебя — это обычно говорят режиссёры. Я, конечно, не соглашаюсь, он обижается. „Ладно, говорю, приеду, поговорим“, а сам думаю: худсовет не допустит. И, естественно, худсовет „Ленфильма“ возражает: „Только что "Полосатый рейс" — и вдруг "Донская повесть", что же общего? Где логика?“ Но режиссёр и меня убедил, и худсовет…
В „Донской повести“ мне работалось нетрудно, мы к этому подготовились, искали грим — щетину, чёлку, искали костюм. Я как-то верил, что могу передать любовь к ребятёночку этому (у меня уже был мой Андрюшка). Фетин, по-моему, и дал мне эту роль потому, что я ему рассказывал про сына, а иногда, когда рассказывал, слёзы появлялись…»
Фильм «Донская повесть» появился на экранах страны в 1964 году и занял в прокате 7-е место (31,8 млн. зрителей). На 3-м Международном кинофестивале в Нью-Дели (Индия) в 1965 году фильм получил почётный приз, а Леонов был удостоен приза «Серебряный павлин» как лучший исполнитель мужской роли.
И всё же даже после успеха Леонова в этой серьёзной роли режиссёры не переставали приглашать его на роли комедийные. Причём среди этих режиссёров были лучшие представители этого жанра — Георгий Данелия и Эльдар Рязанов.
Первый в 1964 году пригласил нашего героя на главную роль в фильме «Тридцать три». Сюжет его был вроде бы незамысловат: зубной врач провинциального городка сделал неожиданное научное открытие, обнаружив в полости рта пациента Ивана Травкина 33-й зуб (этого пациента и играл Леонов). Однако за внешней бесхитростностью сюжета в картине скрывалась едкая сатира на многие явления тогдашней советской действительности. Цензура, назвав картину «идеологически вредной», положила её на полку. Там она пролежала 24 года. По этому поводу Леонов рассказывал: «Однажды ехал я в поезде, встретил помощника нашего министра культуры, который сказал: „Я так хохотал, так хохотал, когда смотрел "Тридцать три"“. Как хохотал? Он же один из первых топтал ленту. А он говорит: „Одно дело смотреть как человек, другое — как генерал“».
Отмечу, что в 1968 году тот же Данелия вновь пригласил Леонова в свой новый фильм — «Не горюй!», однако на этот раз не на главную роль. Фильм вышел на широкий экран и собрал в прокате 20,2 млн. зрителей.
Между тем годом раньше, в свою новую картину под названием «Зигзаг удачи» Леонова пригласил Эльдар Рязанов. Он с удовольствием откликнулся и сыграл одну из лучших своих киноролей — фотографа Володю Орешникова. Однако судьба этого фильма едва не повторила судьбу картины «Тридцать три». На него внезапно обиделись… советские профсоюзы, которые посчитали картину клеветой на свою деятельность и сделали всё возможное, чтобы фильм был сначала урезан, а затем показан лишь в окраинных кинотеатрах, почти без рекламы
Среди других фильмов конца 60-х, в которых снимался актёр, назову лишь некоторые: «Фокусник» (1968), «Чайковский», «Гори, гори, моя звезда» (оба — 1970).
Во время съёмок в картине «Чайковский» Леонов впервые в жизни выехал за границу — он побывал в Англии и Франции. Вот что вспоминал он об этой поездке:
«За границей я был почти месяц. А уже через 15 дней думал: „Скорей бы домой“, меня заела такая тоска, немыслимо тянуло в Москву…
В той поездке мне сказали в посольстве: „Евгений Павлович, сегодня вы приглашаете гостей, ради вас устраивается вечер“. Мы стояли у дверей, со всеми здоровались. А когда все пришли и занялись своим делом, я покрутился у дверей, деваться некуда, оставалось войти и тихо сесть. Потом ко мне подвели какого-то знаменитого деятеля, директора студии Би-би-си, что ли; меня представили: „Наш гранд актёр“. Я не успел и зубы раздвинуть, чтоб что-то сказать, они стали говорить по-английски и через пять минут вообще забыли, что я стою рядом. И я подумал: „У них это работа, я им нужен для контактов, а вообще-то я не нужен никому… Хорошо бы вообще не ездить за границу“… Все мои командировки связаны именно с этим чувством — домой».