Чтобы люди помнили
Шрифт:
Что вспоминал сам актёр о съёмках в этих картинах?
«С „Неуловимыми мстителями“ вышла очень странная история. Параллельно с этим фильмом я снимался ещё в одном фильме, у Данелии („Тридцать три“). Но эта картина не прошла. Не то чтобы не прошла — сделали очень мало копий, считая её идеологически неустойчивой. Копий было столько, чтобы просто оправдать затраты на фильм. А „Неуловимые мстители“ я делал между прочим… Но никогда не угадаешь, что та или иная картина принесёт тебе. Та картина, в которую я вкладывал себя целиком, пошла малым тиражом, а „Неуловимые мстители“, в которых я появился всего раза четыре и сказал фразу: „А вдоль дороги мёртвые с косами стоят, и тишина!“, дали мне большой успех и много денег. Денег не за сам фильм — там я получил просто копейки. Я сразу стал популярным, много ездил по
Материальное благосостояние нашего героя стало улучшаться именно с середины 60-х годов. Например, когда он снялся в первых своих фильмах, бюро кинопропаганды предложило ему сделать фотокарточку-портрет. Чтобы выглядеть на ней достойно, Крамарову пришлось одолжить модную полосатую рубашку у своего друга Александра Левенбука. Однако уже через несколько лет после этого он сумел обзавестись собственными стильными вещами, даже купить машину. Он переехал в знаменитый круглый дом на Мосфильмовской, стал страстным коллекционером антиквариата.
Популярность изменила и личную жизнь Крамарова. Несмотря на то что красотой он никогда не отличался, многие девушки старались познакомиться с ним и не прочь были провести с ним время. На одной из них — гримёре киностудии по имени Мария — он вскоре женился. Однако их брак продержался недолго, в чём виноват был сам Крамаров. Ему вдруг показалось, что он достоин лучшей женщины, и в 1968 году они развелись. Потом Крамаров жалел, что так произошло, но прошлого вернуть было уже невозможно.
В 1967 году он получил предложение главного режиссёра только что созданного Театра миниатюр Владимира Полякова поработать в его труппе. Увлечённый идеей расширить свой творческий диапазон, наш герой согласился с этим предложением. В качестве своей первой работы в театре он сам выбрал для себя материал — рассказ Василия Шукшина «Ваня, ты как здесь?», который вошёл отдельным номером в спектакль «Скрытой камерой». Благодаря Крамарову спектакль имел оглушительный успех. Окрылённый успехом, он сыграл ещё в одном спектакле — «Вечер театральных пародий» — блатного парня, распевающего куплеты. Этот спектакль тоже имел успех, однако Крамарова это уже не интересовало. К театру он так и не прикипел, видимо, потому, что тот отнимал у него слишком много времени и сил и становился препятствием для съёмок в кино. В последнее время нашего героя приглашали всё чаще и чаще. Кроме этого, его постоянно приглашали выступать в сборных концертах, а это приносило живые деньги, отказываться от которых Крамаров не хотел.
К началу 70-х годов он уже прочно занимал место в десятке лучших советских комиков и был удостоен звания заслуженного артиста РСФСР. Период с 1971 по 1975 год можно смело назвать золотым периодом в его кинематографической карьере, так как именно тогда им были сыграны лучшие роли. Среди них: Федя-Косой в «Джентльменах удачи» (1972), дьяк посольского приказа Феофан в «Иван Васильевич меняет профессию» (первая его «костюмная» роль), «инопланетянин» в «Этой весёлой планете», Петя Тимохин в «Большой перемене» (все — 1973), Егоза В «Афоне» и приятель жениха в «Не может быть!» (оба — 1975). На него наконец-то обратил внимание наш ведущий комедиограф-эксцентрик Леонид Гайдай.
Вот что вспоминают коллеги Крамарова по съёмочной площадке о своих встречах с ним.
А. Збруев:
«„Большую перемену“ снимали в Ярославле (в мае 1972 года. — Ф.Р.). Однажды подъезжаем к проходной завода, где снималась одна из сцен, а там вахтёр: „Пропуск“. Водитель говорит: „Да мы каждый день здесь проезжаем!“ Тот в ответ: „Знаю, что каждый день, а вот сегодня нужен пропуск!“ Ролан Быков выглянул: „Слушай, дружок, мы торопимся. Ты что, нас не узнаёшь?“ Вахтёр упёрся: „Пропуск — и всё!“ Ещё кто-то выглянул — никакого результата: „Никуда вас не пущу!“ Тут высовывается Крамаров и говорит: „Слушай, друг! Ты вообще соображаешь, что говоришь-то?“ Вахтёр его увидел: „А! Ты здесь? Ну давайте — проезжайте!..“ Крамаров был всеобщим любимцем».
Н. Маслова:
«Я во время съёмок „Большой перемены“ в Крамарова просто влюбилась! Особенно когда он приехал в Сочи сразу с двумя молоденькими девушками. Он в жизни был совсем не таким, каким его знают по фильмам. Он был интеллектуалом, таким рафинированным — не пил, не курил…
Однажды мы с ним были на кинофестивале в Баку. Там всех объявляли: „Народная артистка Нонна Мордюкова!“ Зал аплодирует. „Народный артист… такой-то!“ Аплодисменты. „Артист кино — Савелий Крамаров!“ Я своими глазами видела, как сидящие в первом ряду седые академики с бородами по пояс при этих словах встали и устроили настоящую овацию! Он пользовался такой всенародной любовью…»
Ещё одним подтверждением огромной популярности С. Крамарова в те годы было то, что в 1972 году его наконец выпустили за границу — вместе с группой делегатов он отправился на Олимпийские игры в Мюнхен.
В 1974 году Крамарову присвоили звание заслуженного артиста РСФСР.
В 1972 году он решает всерьёз взяться за своё профессиональное мастерство и поступает в ГИТИС, на актёрский факультет. Однако учёба радости ему не принесла. Как он сам затем объяснял: «Ничего мне это не дало, потому что, как я считаю, эту профессию получают от Господа Бога. Если ты одарён, если ты рождён актёром, этому нельзя научить. Можно научить культуре, искусству, литературе. Профессии научить невозможно. Я учился так: ходил в кино, смотрел своих любимых актёров. Любимые актёры у меня Луи де Фюнес и Фернандель. Они для меня были учителя. Но, несмотря ни на что, я благодарен тем мастерам, которые меня учили в институте. Так что у меня теперь два диплома…»
Отмечу, что, закончив ГИТИС, Крамаров так и не устроился ни в один из советских театров. Как вспоминает В. Стронгин: «Савелий порой пускался на хитрости. Устраивался на работу в театр, начинал репетировать роль в пьесе, принимая замечания режиссёра, бывалых артистов, тем самым набирая опыт, а перед выпуском спектакля, ссылаясь на срочные киносъёмки, покидал театр. Однажды он сам заговорил со мной об этом: „Неудобно получается. Я грешен перед театрами. Они рассчитывают на меня. А я от них сбегаю. Театр для меня — школа, кино — жизнь…“»
Между тем в те же годы в судьбе Крамарова происходят события, которые вскоре кардинально изменят его жизнь. В 1972 году он вдруг начинает увлекаться индийской йогой. Произошло это после того, как ему в руки попал журнал «Смена», где была опубликована статья о йогах и нарисованы разные упражнения к ней. Сначала актёр попытался обучиться этой науке дома, но затем ему стало тесно в стенах собственной квартиры, и он стал искать единомышленников. Сначала связался с автором той статьи в журнале (он преподавал в университете), взял у него несколько комплексов новых упражнений. Затем пошёл ещё дальше и нашёл некий кружок, где люди углублённо изучали это явление. Но так как в те времена любое неформальное объединение преследовалось компетентными органами, тот кружок вскоре разогнали. И Крамаров сразу попал на заметку КГБ. А тут ещё его родной дядя в 1974 году вздумал эмигрировать в Израиль. Короче, к середине 70-х Крамаров превратился в человека с сомнительными связями и наклонностями. Всё это не могло не сказаться на его творческой судьбе. Например, в Госкино внезапно решили, что «актёр Крамаров играет только придурков, тем самым оглупляя наше общество». В результате предложений сниматься ему стало поступать всё меньше и меньше. Даже режиссёры, которые до этого активно привлекали его в свои работы (Л. Гайдай, Г. Данелия), теперь избегают его. В 1977 году Данелия хоть и пригласил Крамарова в свою картину «Мимино», однако это был эпизод в 30 секунд (снимали его 3 января 1977 года).
Но популярность его в народе возрастала. Например, когда он однажды приехал в подмосковный пансионат «Берёзки», посмотреть на него сбежался весь персонал заведения. Несмотря на то что время было уже позднее и столовая не работала, повара буквально заставили весь стол актёра различными деликатесами.
Вообще, в отличие от других популярных советских актёров, которые работали в серьёзном жанре, слава комика Крамарова была особенной — люди видели в нём простого, равного себе человека, без всяких претензий на какую-либо высоколобость. Даже то, что он играл откровенных балбесов, зрителем ставилось ему в добродетель. Кстати, именно это больше всего и злило серьёзных критиков, которые удивлённо вопрошали: «Ну что в этом Крамарове особенного? Ведь дурак дураком!» Но зрители прощали это своему кумиру. Зато он не играл партийных секретарей и председателей колхозов, которых в те годы развелось на советских экранах несметное количество.