Чтобы люди помнили
Шрифт:
«Самогонщики» имели не меньший успех у зрителей, чем «Пёс Барбос», и троица Вицин, Никулин, Моргунов на долгие годы стала самой популярной в советском кино. Даже наша промышленность мгновенно отреагировала на это — наладила производство продукции с их изображением: масок, статуэток.
Между тем сам Гайдай решил дать троице небольшой отдых и в следующей своей картине её не снимал. Вернее, он снял двух участников троицы — Вицина и Никулина, но в образе других персонажей. Речь идёт о фильме «Деловые люди» (1963), в котором Вицин сыграл отъявленного пройдоху Сэма. Кстати, сам актёр считает эту роль одной из наиболее удачных в своей творческой биографии и потому наиболее любимых. С этим мнением трудно не согласиться: новелла «Вождь краснокожих», в которой снялся Вицин (его партнёрами были Серёжа Тихонов и Алексей Смирнов), является лучшей в картине. Картина собрала в прокате 21,3 млн. зрителей.
В 1965 году тройка Трус, Балбес и Бывалый вновь появилась
Рассказывает И. Фролов:
«В этом фильме действия троицы и некоторые их комические штучки воспринимаются не как привычные для Гайдая элементы клоунады, а иначе, многопланово. Здесь нам первый и, пожалуй, единственный раз удалось заглянуть в души персонажей троицы, которые раскрылись нам глубже и неожиданно — с человеческой стороны. Оказалось, что типы тройки не некое подобие полуодушевлённых манекенов, какими они представали перед нами до этого, а люди, которым не чужды чистые душевные движения. Репетицию своих преступных действий они проводят вроде бы нехотя, через силу, под давлением каких-то роковых обстоятельств, которые против воли толкают их на нечистые дела. И в то же время они пытаются заглушить в себе эту нахлынувшую на них хандру и тревожные предчувствия…
Сюжет „Операции…“ не отличается ни глубиной, ни оригинальностью. Но воплощён он Гайдаем достойно его комедийного дарования. Действие протекает лихо, озорно, с множеством смешных трюков, остроумных реплик, ярких находок…
Если в „Барбосе“ герои ВиНиМора были полностью немыми, а в „Самогонщиках“ запели, то в „Операции "Ы"“ они уже наделены живым разговорным языком.
Так Гайдай в своём творчестве повторил исторический процесс развития кинематографа (немые, поющие, потом говорящие фильмы) и от немой эксцентрической ленты пришёл к разговорной, воспитательной комедии…»
В 1965 году Вицин сыграл ещё одну эпохальную в своей творческой биографии роль — Мишу Бальзаминова в фильме «Женитьба Бальзаминова». Режиссёром фильма был Константин Воинов, с которым Вицина связывала многолетняя дружба ещё со времён учёбы в студии Хмелёва. Мало кто знает, что идея снять этот фильм пришла к Воинову ещё в середине 50-х. Он тогда сделал из нескольких пьес А. Островского («Праздничный сон после обеда», «За чем пойдёшь, то и найдёшь» и «Две собаки дерутся, третья — не приставай») сценарий полноценного художественного фильма, однако снять его ему по каким-то причинам не позволили. Главную роль в картине он писал с прицелом на Вицина. Прошло десять лет, ситуация изменилась в лучшую сторону, и Воинов вновь обратился к давнему проекту. Причём опять предложил сыграть роль Бальзаминова Вицину. Но тот поначалу отказался. «Сам посуди, Костя, — сказал он режиссёру, — Бальзаминов у Островского — молодой человек, а мне уже стукнуло 46 лет». Однако Воинов возразил: «Это тебе по паспорту 46, а внешне тебе не дашь и тридцати. При хорошем гриме можно скинуть ещё лет десять». Режиссёр знал, что говорил. Действительно, Вицин был одним из немногих наших актёров, чей внешний вид совершенно не соответствовал его возрасту — Вицин выглядел очень молодо (в 38 лет он играл 70-летнего старика в фильме «Максим Перепелица», в 40 — 17-летнего подростка в розовской пьесе «В добрый час!»). Видимо, этому феномену во многом способствовал здоровый образ жизни, который артист вёл уже много лет. Кроме того, что Вицин серьёзно занимался йогой, он ещё не курил и не пил.
Г. Вицин вспоминает:
«В своё время мне очень помогли мои шестилетние сверстники. Это в эпоху нэпа было, по улицам валялись окурки, они их собирали, а потом под лестницей курили. И меня затащили один раз — я был мальчик слабенький. Они говорят — затянись. И я, к своему счастью теперешнему, затянулся. Меня так повело! А будь мне лет 15–16 — получил бы кайф. Я до сих пор удивляюсь, как это люди курят, — у меня рефлекс на всю жизнь. И в то же время могу курить на сцене, если нужно…
Что касается выпивки… Когда я сыграл сэра Эндрю в „Двенадцатой ночи“ и меня за неё хвалили в Англии, Би-би-си, говоря об этой роли, называла меня почему-то Выпин. Возможно, оно предсказало будущие мои „пьяные“ кинороли. На самом деле я почти не пью. Однажды под Новый год я выпил, как все, а на другой день у меня было очень неважное психическое состояние. Вот я и подумал: если наутро хочется удавиться, лучше не надо пить…»
Короче, Воинову удалось уговорить Вицина сыграть Бальзаминова, в результате чего наш кинематограф обогатился ещё одной прекрасной работой. Фильм снимался в Суздале, который в те годы ещё хранил в себе черты столетней давности. В городе не было никаких производств, работала только молочная фабрика: там делали сгущённое молоко, творог, сметану. Дома были почти сплошь деревянные, покосившиеся, с неизменными старушками на лавочках. В городе была всего одна гостиница — трёхэтажная, никудышная, с одним туалетом на этаже и окнами, выходящими на рынок. Гостиница была столь непритязательной, что актёрам приходилось жить в жуткой тесноте — втроём в одном номере. К примеру, Вицин делил номер с режиссёром Воиновым и оператором, своим тёзкой, Георгием Куприяновым. В других номерах обитал женский состав картины: Лидия Смирнова, Людмила Шагалова, Татьяна Конюхова, Надежда Румянцева, Екатерина Савинова, Инна Макарова.
Вспоминает Л. Смирнова:
«Мы играли прямо в старых торговых рядах. Водрузили вывески с буквой „ять“ на чайных, сапожных палатках, убрали столбы с проводами, а всё прочее осталось. Извозчик, нищий, собака — всё было как в XIX веке. На площади снималась финальная сцена, когда Вицин пляшет под потрясающую музыку Бориса Чайковского — знаменитую полечку. Танец, конечно, придумал Воинов. В рубашке нараспашку, в дикую жару, Воинов показывал Гоше Вицину, как надо танцевать.
Так же он показывал Мордюковой, как она должна целовать Вицина возле забора…»
Эпизод, когда героиня Мордюковой купчиха Белотелова целует взасос Бальзаминова—Вицина, — один из самых сильных в картине. Сам Г. Вицин вспоминает об этом так: «Напрасно волнуются мужья и жены артистов по поводу любовных и эротических сцен. Там переживаний никаких. Мордюкова даже сказала мне после съёмок: „Разве ты мужик? Не пьёшь, не куришь, к женщинам не пристаёшь. Ты труп“. Она ведь любит, чтоб сесть, выпить и у-ух! А я такой хватки и бешеного темперамента боюсь».
Таким образом, страх и смятение, которые были написаны на лице актёра в этом эпизоде, были не наигранными, а самыми что ни на есть настоящими.
Кино и театр были не единственными способами творческого самовыражения Вицина. В 50–60-е годы он активно работал в мультипликации (его голосом говорили десятки самых разных персонажей), выступал в сборных концертах от Бюро кинопропаганды. На этих концертах он обычно читал прозу, в особенности рассказы Михаила Зощенко.
Г. Вицин вспоминает: «Зощенко — замечательный писатель, мой любимый, но он не актёр. Он очень ярко писал образы, видел их, наблюдал. Однажды я слышал его в Колонном зале, когда был мальчишкой. А надо сказать, что тогда гремел на рассказах Зощенко Хенкин Владимир Яковлевич — большой комик. И вдруг объявляют, что после Хенкина выступит сам Михал Михалыч. Вышел такой скромный, немножко прихрамывающий человек. Я так по-мальчишески думал: вот это да! вот сейчас смеху будет! И представляете — тишина. Ни одного хихиканья, как будто я пришёл на панихиду. Он ушёл под стук собственных каблуков. Я растерялся и ничего не понял. Помню только, что он читал СЕРЬЁЗНО, как поэт. Нараспев, на одной интонации, словно молебен. Так Вознесенский первое время читал свои стихи. Поэтому я Зощенко не то чтоб переделываю, я его очень хорошо чувствую. И люблю что-то доигрывать. Например, драка в коммунальной квартире: у Зощенко жиличку зовут Анна Пищалова. А я прекрасно знаю коммунальные квартиры — жил там в течение первых пятидесяти лет. (Вицин одно время жил в Спасоналивковском переулке, затем в Кривоколенном, после чего переехал в Староконюшенный. — Ф.Р.) И я поменял её имя на Джульетту Кобылину — это острее и смешнее. И, главное, из жизни…»
В 1967 году Вицин вновь явился перед взорами зрителя в образе Труса — на этот раз в комедии Л. Гайдая «Кавказская пленница». Как вспоминал Ю. Никулин, Гайдай ещё во время работы над «Операцией „Ы“» считал, что тройка себя изживает и большие отдельных фильмов он с ней снимать не собирается. Однако популярность этих масок была настолько огромной, что он решил всё-таки вновь реанимировать тройку.
Когда сценарий «Пленницы» дали почитать Никулину, он категорически отказался сниматься, говорил: ерунда какая-то! Однако Гайдай заверил его, что в процессе работы они совместными усилиями переделают сценарий, внесут в него массу собственных трюков. Так оно и вышло. За каждый придуманный актёрами трюк Гайдай расплачивался с ними двумя бутылками шампанского. Говорят, что в итоге Никулин заработал на этом деле 24 бутылки, Моргунов — 18, а Вицин всего лишь одну, потому что не любил шампанское. На самом деле трюков он придумал в фильме не меньше, и все они были высококлассными. Вспоминает Г. Вицин: «Помните эпизод, когда мною вышибают дверь и я улетаю в окно? Я добавил один штрих — Трус летит и кричит: „Поберегись!“ Или ещё одна импровизация — когда я бегу за Варлей и пугаюсь упавшего с неё платка. Вроде бы мелочь, но почему-то зрители очень хорошо этот момент запомнили. А я просто шёл от образа — раз Трус, значит, должен всего бояться, даже платка. Я также придумал сцену с огурцом во время погони за нами Шурика на дрезине. Я пуляю из рогатки, огурец остаётся в руках, а рогатка улетает. Но самая моя любимая находка — это „стоять насмерть“ Помните, когда мы втроём, взявшись за руки, перегородили дорогу Варлей? И я бьюсь в конвульсиях между Моргуновым и Никулиным. Вот мне до сих пор эту сценку все напоминают…»