Чуб земли. Туланский детектив
Шрифт:
Вышло так. После того как сэр Макс угодил в Тихий Город, его пес Друппи страшно тосковал. Единственным, кому удавалось его утешить, был старый друг по имени Дримарондо, говорящая собака из графства Хотта. Дримарондо в ту пору жил в саду у Лонли-Локли и считался собакой сэра Шурфа; впрочем, оба они прекрасно понимали условность этого определения. Сперва псы проводили вместе дни напролет, потом Друппи изъявил желание переночевать у приятеля — раз, другой, третий; наконец Дримарондо вполне справедливо заметил, что глупо все время кататься туда-сюда: ясно же, что вдвоем им живется лучше, чем поодиночке.
Дюжину дней спустя сэр Шурф привез мне обоих псов и заявил, что теперь, дескать, моя очередь их терпеть, а ему пора отдохнуть. На следующий же день я поняла почему: эти двое носились по дому, катались по
Мы с Шурфом благоразумно решили, что так всем будет лучше, и арендовали для своего зверинца ветхий домик с роскошным садом на окраине Левобережья. Собаки были совершенно счастливы; в этом состоянии они пребывали по сей день. Даже наши регулярные визиты совершенно не портили им настроение: мы все же еду привозим.
Ну и славно. Должен ведь хоть кто-то быть счастлив? И пускай это будут Друппи с Дримарондо, если уж у нас, двуногих дураков, вечно что-нибудь не так.
Насладившись созерцанием наших мохнатых чудовищ, сэр Шурф отбыл домой, а я послала зов Нумминориху и поехала в гости к ним с Хенной. Я так часто делаю: очень уж у них хорошо. Шумно, суматошно, весело и никакой тебе «серой тоски». Все друг друга искренне любят и, как следствие, не слишком церемонятся. На стол никто специально не накрывает, зато каждый может идти в кухню и брать там столько еды, сколько требуется. Устал от общества — ступай в сад, где в самых укромных уголках расставлены уютные ветхие кресла, или поднимайся на чердак, где висит старый гамак, а в маленькое круглое окошко видно только кусочек неба и больше ничего. Но маленький злодей Фило находит меня, куда бы я ни спряталась, и тащит во двор, соревноваться с ним в стрельбе из игрушечной рогатки Бабум (он почти всегда побеждает, увы). А его младшая сестренка Нита считает меня своей игрушкой и все время пытается причесать, переодеть или, на худой конец, просто уложить спать — а что еще прикажете делать с такой большой, непослушной и неудобной в обращении куклой?! Обычно я уезжаю из этого дома в разодранном лоохи, с растрепанной головой и легким сердцем. Жаль только, настроение — штука переменчивая, надолго его не хватает.
Дома, в собственной спальне я оказалась уже около полуночи. С отвращением покосилась на колдовскую подушку: никому не нравится брать работу на дом! Но приказ есть приказ. Я отыскала внизу самопишущую табличку, чтобы записывать нашу беседу, и опустила голову на розовые цветочки.
Юноша в желтой тунике образовался в моей спальне незамедлительно. Я подумала, что, если когда-нибудь буду заказывать подобную подушку для себя, непременно потребую у мастера, чтобы прекрасный призрак появлялся не сразу. И желательно всякий раз каким-нибудь новым способом. Пусть в окна лезет, из кладовой выходит, из шкафа вываливается или шумит на кухне. А то — хлоп, и уже в дверях — радуйтесь, это я, ваше несказанное счастье. Так самое распрекрасное существо в несколько дней опостылеть может.
Пока я придумывала все эти усовершенствования, кудрявый красавчик уселся рядом со мной и принялся перебирать мои волосы. Прямо не герой-любовник, а цирюльник какой-то. И сейчас скажет, что за полторы дюжины горстей мог бы соорудить мне неплохую парадную прическу, а за полкороны — удлинить мои патлы как минимум вдвое. Но, хвала Магистрам, он промолчал.
Минут пять я старалась сочинить хоть сколько-нибудь оригинальное начало беседы, но ничего умнее, чем «Как тебя зовут?» — не придумала. Удивительное дело, но он понял мой вопрос. Ответил: «Эвас» — и заглянул мне в глаза. Во взоре его был энтузиазм обделенного лаской щенка. Он, как мне показалось, истосковался по словам. Ну, то
— Кто ты? — спросила я.
Не то чтобы я всерьез полагала, что юноша Эвас тут же изложит мне все обстоятельства своего призрачного бытия, а в заключение надиктует адрес мастерской, где была изготовлена подушка. Но я знаю жизнь: она щедра не только на неприятные сюрпризы. Приятных и просто полезных неожиданностей тоже хватает. И кто сказал, будто на мою долю их совсем не осталось?
Но его ответ все же застал меня врасплох.
— Я — твой бархатистый индюшонок, — пролепетал этот красавчик. — Твой медовенький лягушоночек.
Я не выдержала и заржала в голос. Давно я так, честно говоря, не смеялась. Про себя подумала, что наверняка провалила задуманный Джуффином эксперимент: такого солдафонского хохота ни одно уважающее себя наваждение не потерпит.
Но нет, юноша терпеливо ждал, пока я закончу веселиться. Даже по голове меня гладить не прекратил. Поэтому, отсмеявшись, я решила продолжать интервью как ни в чем не бывало.
— Откуда ты взялся?
Но на этот раз юноша Эвас ничего не ответил. Я сперва всерьез решила, что он все-таки обиделся, и только потом сообразила: очевидно, у этого наваждения есть ответы не на все вопросы, а только на некоторые, заранее придуманные старухой заказчицей. Что ж, значит, расспрашивать его бесполезно. Ну, то есть для дела бесполезно, зато для смеху — самое то. Не принесу пользы, так хоть развеселю все Малое Тайное Сыскное Войско, никто не уйдет обиженным. Сэр Джуффин Халли — первый кандидат в «медовенькие лягушоночки», мне для любимого начальства ничего не жалко.
Я попробовала поставить вопрос иначе:
— Зачем ты пришел?
— Чтобы потрепать перышки моей сахарной индюшечке и насадить ее на мой вертелок. Чтобы утонуть в твоей сладенькой трясиночке. Чтобы мой медовый пирожочечек был доволен! — без запинки отбарабанил юноша Эвас.
Грешные Магистры! А мне-то казалось, что я готова ко всему…
После такого начала беседы кудрявый красавчик окончательно лишился своего обаяния. Если прежде он казался мне очень привлекательным молодым человеком, вполне в моем вкусе, так что, встреться мы в иных обстоятельствах, кто знает, чем это могло бы закончиться, теперь даже думать на эту тему было противно. И его прикосновения к моим волосам стали меня раздражать.
— Перестань гладить меня по голове, — потребовала я.
Он послушался, но тут же спросил:
— Хочешь, я тебя поцелую?
— Спасибо, не нужно, — отказалась я. — Давай поговорим. Скажи, мы с тобой давно вместе?
— С самого дня моего рождения, — с готовностью отрапортовал юноша. — В первую же ночь, задремав на материнской груди, я увидел тебя во сне и с тех пор искал по всей Черухте. И вот нашел…
— Когда ты меня нашел? Сколько лет назад?
Юноша Эвас молчал и безмятежно улыбался. Очевидно, такой вопрос не был предусмотрен заказчицей, а значит, ответа он не знал. Как и ответов на многие другие вопросы, с помощью которых я пыталась выяснить, был этот красавчик порождением фантазий покойной старушки или копией реального человека — скажем, ее возлюбленного, или случайного прохожего, разбившего ей сердце, или, или, или… Ничего у меня не получилось, конечно: юноша был создан для постельного лепета, а вовсе не в качестве источника полезной информации. Зато между делом я узнала, что мои «губоньки» — это «лесной цветочек», «животик как ломтик маслица», а «голосок словно специально создан для любовных трелей», — клянусь, он именно так и сказал: «любовные трели»!
Убиться веником, как говорил в таких случаях сэр Макс.
Окончательно ошалев от уменьшительно-ласкательных суффиксов и устав каждые две минуты отказываться от все новых непристойных предложений этого непомерно сладострастного наваждения, я наконец убрала голову с подушки. Поглядела на часы и обомлела: шеф просил меня хотя бы часок продержаться, а я добрых полночи убила на дурацкую эту болтовню. Буду теперь просить орден за особые заслуги перед Соединенным Королевством, раз так.
Я спустилась вниз, в гостиную, поставила на жаровню оставшуюся с утра камру: варить свежую не было никаких сил. Набила трубку, закурила. Принялась обдумывать происшедшее. Несколько раз непроизвольно начинала хихикать, но быстро успокаивалась: на бурное веселье просто не хватало сил.