Чудь
Шрифт:
Пока они ехали, чтобы чем-то занять время и отвлечься от нервного напряжения, Сашка спросил Толяна:
– Толян, слушай, а почему вьетнамцы? Откуда они здесь, у нас в Питере, вообще взялись? Это ж не финны, не шведы, даже не казахи? Каким боком они здесь очутились?
– О, ты что же, коренной ленинградец, а историю родного города не знаешь, темнота. Питер – его же в народе «город трёх революций» называют. А на самом деле – это секретная столица тридцати трёх. Когда революция в России свершилась, Зимний взяли, так большевикам этого мало оказалось, парни с амбициями все, крутые, заряженные. Опять-таки вожди какие, теперь таких не делают. Решили они коммунистический интернационал, Коминтерн по-простому, по всей планете распространить. Пролетарии всех стран, объединяйтесь, мать вашу. И СССР в тридцатые годы, как только страна от разрухи начала
Так вот клоны-лидеры эти, искусственно выращенные, всех народностей и мастей, у нас обучение проходили и потом, если что, отсиживались временами. И ведь главное – все как один чем-то на вождей наших, только с национальным уклоном. Тут тебе и узкоглазые в кепках, и чёрные вожди с бакенбардами и кудрями, и кубинские революционеры с хитрым прищуром, и краснолицый Ио с острова Святого Иосифа и халиф Аль Ле Нин, аж в глазах рябило от такого изобилия и фантазии наших селекционеров-мичуринцев. И попробуй не выведи – сразу на пятнадцать лет на Колыму без права переписки, хорошее время было, правильное. Не то что сейчас – сидят профессора в университетах, только воздух коптят, да штаны до дыр просиживают, а выхлопа – нуль.
Откуда ты думаешь пошли чучхе, великий кормчий, эль-кабальо, да вожди воинов-бедуинов? Все они обучались здесь, в секретных школах МГБ, лично глава НКВД этот вопрос курировал. Здесь же на Ленинградских государственных дачах и в закрытых пансионатах отсиживались, уходя от гонений. Они ж на самом деле все наши, питерские пацаны, кто чувашин, кто мордвин, кто узбек. Просто внедрённые. Вот и Вьетнам, не стал исключением. Сейчас там Вьетнамская Социалистическая Республика, а до этого – те же цари, как и у нас, только маленькие, жёлтые и глаза как щёлки. Злющие, говорят были, жуть. Империей мандаринов себя называли.
Сразу после войны, в сорок пятом, СССР решило, что хватит под боком у себя капиталистическую гидру терпеть, и направило во Вьетнамскую Империю, так называемую, агента секретного. На самом деле агент тот Володька Хошимин это был, чистокровный русский, только папа киргиз, на заводе Путиловском слесарем работал, пока в НКВД не решил податься. Ну и состряпал Володька там августовскую революцию, по-быстрому сверг ихнего Императора, власть советскую везде провозгласил. Обжился там как полагается, не без этого, жену себе нашёл, красавицу, правда тоже вьетнамку, а где там других найдёшь. В награду его всей семьёй пригласили отдыхать, сюда к нам, на Валаам, места там благодатные, лечебные.
И уже не знаю, как там, да что, да только его срочно обратно в Сайгон выслали, революцию спасать, а семья здесь осталась. А вьетнамцы они же как кролики, на пять минут отвернись – глядь их уже вдвое больше. Вот и пустили они корни здесь, года не прошло, как уже того, ассимилировались. А Володька Хошимин, как всё в стране наладил, беловьетнамские бунты подавил, вернулся обратно в Питер, приехал в тот закрытый пансионат, где жену оставил и… Ахнул. Сначала его удивило, что по дороге одни узкоглазые встречаются, он только от них уехал из Сайгона, а как будто и не уезжал, все тут как тут. Водитель в его ЗИСе – вьетнамец, дежурный на входе из НКВД – вьетнамец, садовники – въетнамцы. Что за небывальщина? Заходит Володька в главный корпус, а там жена его сидит, а вокруг неё дети, человек пятьдесят, и все как хором закричат: «Папка! Папка», и руки тянут. Обалдел от этой картины Хошимин и дал дёру, сбежал обратно во Вьетнам
Так вьетнамский квартал в Ленинграде и появился. Кстати есть одна тайна большая, которую никто не знает. Самыми страшными бойцами вьетнамской революции, ты не поверишь, были вьетнамские цыгане, это информация под грифом «Секретно», только недавно архивы открыли и то не всем. Они у них по типу черносотенцев, главы вьетконга, вьетнамских партизан. Откуда во Вьетнаме цыгане, спросишь ты? Эх, Санёк, надо географию было учить. Вьетнам же это что? Это Индокитай, а цыгане кто? Правильно, индусы кочевые. Вот эти индусы, из касты неприкасаемых, в Китае в монастырях понабрались боевым искусствам, каратэ-шмаратэ всякого, да и примкнули к Хошимину, Володьке нашему, и в ихнем Сайгоне, это аналог вьетнамского Питера, дворец императорский взяли. Поэтому во вьетнамском квартале Ленинграда, самое опасное место – там, где вьетнамские цыгане живут. «Мёртвое село» так оно называется, да мы как раз туда и направляемся…
Тем временем автобус пересёк странный покосившийся мост, наполовину иссохшую речушку и, жалобно засвистев колодками и кривыми тормозными дисками, скрипнув и завибрировав всем кузовом, затормозил. Водитель, молча смотря в сторону и куря в окно «Приму», дёрнул рычаг вправо, дверь открылась.
– Ну всё, приехали, вылезаем, – наконец сказал Толян.
Они протиснулись сквозь недовольный народ и тяжело спустились с подножки. ПАЗик стрельнул на прощание выхлопной трубой, пустил клуб чёрного дыма и, переваливаясь и грохоча, поехал дальше. Санёк с проводником в неизвестность, остались на остановке. «Мёртвое село», прочитал Сашка на покосившемся указателе. Вместе с ними из автобуса вывалилась ещё парочка подозрительных личностей, толи переодетых КГБ-шников, толи товарищей по промыслу, не поймёшь. За оврагом, позади, виднелась тухлая иссыхающая речушка, погрязшая в дикой растительности, справа – мост, а через дорогу – очередной частный сектор с покосившимися избами, местами сожжёнными до головёшек. Сразу за посёлком расстилалось поле песка, с огромными барханами и песчаными горами, напоминавшее кусочек пустыни. «Место где живёт леопард», как сказал бы главный герой кинофильма «Курьер». За пустынными барханами карьера раскинулись новостройки, по всей видимости советские долгострои, с одиноко торчащими, покосившимися кранами и коробками недостроенных домов. Ровно через дорогу начиналась грунтовка, ведущая в глубь посёлка. Картина постапокалипсиса во плоти, Саньку сразу вспомнился фильм «Сталкер».
– Ну что застыл, пошли, нам туда, – подтолкнул Санька Толян, – или что, струсил? Нет? Ну погнали, а то меня чот с похмелья колбасить начало, надо срочно подлечиться. Ты смотри, паря, здесь такая хитрость – сюда едешь по прямой, а обратно так уже нельзя. Если обратно по этой же дороге пойдёшь, могут тебя выпасти. Идти надо через пески, к новостройкам и там садиться на встречный автобус, на следующей остановке, будь тут осторожен. Мне-то что, я опасность нутром чувствую, а вот тебе по малолетке надо быть очень осмотрительным. Примут – не успеешь оглянуться.
Санёк посмотрел на Толяна. Так вот он на кого похож! Ну конечно, как же он сразу не догадался, те же нечеловеческие глаза, та же странная внешность… Толян был уменьшенной копией актёра, который играл в «Сталкере» главную роль. Странно, что он раньше это не понял, как будто внешность сталкера изменилась под ситуацию… Слова Толяна оказались пророческими, но это было уже гораздо позже, а пока о плохом и думать не хотелось, потому что впереди было только лето, солнце и приключения. Они увязались за вышедшей из автобуса подозрительной парочкой, похожей на переодетых партизан, перешли шоссе с редкими автомобилями, и пошли по грунтовке внутрь посёлка.
Страшно было до жути, а бухому Толяну-сталкеру всё ни по чём. Шурик ловил измены и трясся, как осиновый лист, идя как по эшафоту между покосившихся оград вьетнамско-цыганского посёлка под говорящим названием «Мёртвое село». Вот где-то хлопнула дверь, вот скрипнула ставня. Вообще создавалось впечатление, что это и в самом деле деревня мертвецов. Сашка начал терять грань между реальностью и иллюзией… Нигде не было видно ни одного человека, ни играющих детей, не слышно даже кудахтанья кур и лая собак. Всё вокруг выглядело пустым, заброшенным, и при этом он явно ощущал на себе пристальный взгляд. За ними внимательно и неотрывно наблюдали.