Чудес не бывает
Шрифт:
Удивившись тому, как точно дед понял все, я впервые задумался, а не обладает ли и он такой же чувствительностью? Боясь посмотреть на него, я снял немного защит и попробовал прислушаться к ощущениям.
Седой ректор отчетливо улыбался, но ничего, похожего на… А как оно вообще должно чувствоваться, мое умение? Как бы я ощущал себя со стороны? Я ведь ни разу не чувствовал особую чувствительность, у отца я видел только защиты, а выводы о их природе сделал сам. Поначалу я вообще не знал, что это защиты, пока он не начал меня учить. Он казался мне просто бесчувственным человеком, и бесчувственность доставляла мне совершенно физические страдания. Помню, постоянно ходил с больной головой.
Но как же я решил, что это наследственное? И если наследственное, значит, и Арбин должен этим обладать, иначе откуда
– Значит, дед может знать, - вдруг еще одно соображение пришло в голову. Тогда он наверняка рассказал Эмиру, а если Эмир знает, но ничего в наших отношениях не изменилось…
Да нет, не может быть, чтобы родного сына не признал! Да если бы он только узнал!… Это все паршивец Винес воду мутит и не дает ему прислушаться к собственным ощущениям!
Хотя нет, я опять слишком резок. Он ведь и паршивцу отец.
–Мой способ получения информации - наблюдение, внимательность и логика, - сказал дед.
– Ваши с Высшим Магом отношения разворачивались на моих глазах, и я имел множество возможностей наблюдать и поводов делать выводы. Помнишь, как он пытался превратить твои Смертельные шары в действительно Смертельные?
Надеюсь, я не покраснел. Об этом умении предпочитаю умалчивать. Действие моих Смертельных шаров приводило в ужас всех, кто его видел.
–То занятие не в соборе, а в моем кабинете? Когда вы повздорили, и раздраженный Эмир многого не заметил. Очень показательный случай, когда ты даже на явно негативную реакцию собеседника реагируешь пожатием плеч, поднятием бровей, поджиманием губ. И при этом ни на йоту не следуешь тому, с чем, вроде бы, только что соглашался.
Надеюсь, горение моих щек можно списать на близость огня?
–Хочешь знать, почему я решил, что твоя невозмутимость - только видимость?
Я не был уверен, что хочу это услышать, даже боялся, но деду, похоже, для продолжения согласие не требовалось.
–Я, конечно, не обладаю подобной чувствительностью, - продолжал он, - как ты или твой… бывший учитель.
Такая незаметная пауза… к чему бы? И откуда он знает про чувствительность?
–Повторюсь, к сожалению, я не обладаю ничем подобным, мои выводы есть не непосредственное знание, а умозаключения. Но все же я волшебник. А некоторые волшебники, хоть и не пользуются Запретной магией, все же не забыли, - он тонко усмехнулся, - что это такое. Твои защиты не запрещены напрямую, но и не входят в официальные возможности. Ведь Эмир - редкостное исключение. Пока ты еще не умел ими пользоваться, и защиты возникали спонтанно, как реакция на Эмира, их было не сложно ощутить. Кстати, должен сказать, что за два года ты достиг очень многого, ты хорошо поработал. По секрету, ты стал едва ли не лучшим мастером, чем твой… бывший учитель. Эмир глупец, что не разглядел этого в тебе, - усмехнулся желчно Арбин.
– Я не стал сообщать ему об ошибке. Он мечтал о великом ученике - и упустил его! Впрочем, я отвлекся, прости старика.
Может, и прав Высший Маг, жалуясь на отношения с отцом?
–Так вот, что я хочу рассказать тебе в связи с окружающими тебя астральными стенами и эфирными подушками-заглушками.
Точно ли не чувствует?
– усомнился я.
– Ах ты старый пень!
–В детстве Эмир, да будет тебе известно…
Отец был маленьким?
–…был немного странный. Обычно - спокойный, уравновешенный, резвый и веселый мальчик.
Резвый? веселый?!
–Но иногда он просто пугал нас приступами - иначе не назовешь - капризов и отвратительного настроения, столь разительно непохожих на его обычное состояние. Доходило до истерик. А так как, сам понимаешь, волшебником он был уже тогда, приходилось окружающим несладко.
– Дед впал в задумчивость, взор его бороздил другие времена и пространства.
– Его мать очень переживала, бывали сцены крайне некрасивые, бывали просто страшные, что там. Бывали и приступы буйной радости. Говорить он еще не умел, а когда начал, то еще не мог ничего объяснить. Долго я гадал, что бы это могло быть, и догадался только тогда, когда ребенок начал ставить защиты. Такие же произвольные, как у тебя поначалу. Меня посетила мысль, я какое-то время ее проверял. Оказалось, что маленький Эмир обладал повышенной восприимчивостью к чужим эмоциям. Алессандра никогда ничего такого не проявляла.
Ректор замолчал, прозрачный взгляд постепенно наливался действительностью и современностью, фокусируясь на мне. Неужели он собирается провести параллели со мной? Вывод же очевиден! Я пропал…
Но к тому моменту, когда дед полностью вернулся из воспоминаний, я кое-как убрал панику с лица.
–И я подумал, что твои защиты вполне могут быть того же происхождения ("во-во, самое подходящее слово", - похолодел я), то есть прикрывают постоянное звучание чужих чувств в тебе ("кажется, пронесло"). И я начал наблюдать за тобой с удвоенным интересом. Сам понимаешь, феномен встречается второй раз в истории Лиги. Поначалу ты не научился так безразлично пожимать плечами и не так хорошо скрывал собственные волнения. Я видел, что ты переживал из-за ваших неполадок ("мягко сказано!") с Эмиром. И не только.
– Дед стал необыкновенно серьезен.
– В том числе поэтому я постарался сделать так, чтобы тебе у меня было уютно и спокойно. Когда человеку некуда пойти со своей болью - не высказать, а просто посидеть там, где ему рады, - когда нет такого места, это очень грустно. Наверное, это самое худшее, что может случиться с человеком. Я ведь примерно представлял силу твоих переживаний. И вот, я предоставил тебе свой кабинет и себя в придачу. Я старался быть тебе не ректором, но чем-то вроде старой бабушки, - Арбин засмеялся собственной шутке. Я скривился.
– В общем, это как раз то, что я хотел тебе сказать всеми этими долгими и скучными рассуждениями, - он вновь стал очень серьезным, даже суровым, отчего сходство с отцом усилилось.
– Не хочу, чтобы ты счел это шуткой. Хочу сказать - я ведь действительно стар и могу не успеть, - сказать, что я к тебе хорошо отношусь, и я, и мой кабинет - всегда к твоим услугам, пока мы живы. Обстановка, - вздохнул он почти про себя, - располагает к подобным мыслям. Если что случится - или ничего не случится, - ты всегда можешь придти ко мне, а я всегда буду рад тебе.
– Он был так серьезен, что я поверил ему, несмотря на явную нелепость и неуместность высказывания.
– Я всегда буду рад тебе, даже если ты забудешь поздороваться, исчезнешь на десять лет или мы крупно с тобой поссоримся. Ты меня понял? В моем возрасте уже можно позволить себе быть откровенным, - добавил он.
– И еще запомни - если ты приходишь ко мне, то ты приходишь ко мне, и никакие Эмиры пусть тебя не смущают.
Он слегка рассмеялся:
–Можешь приходить ко мне даже в мое отсутствие. Пить чай, греться у моего камина, спать на моих диванах… Книги только без разрешения не бери, у меня разные экземпляры попадаются, мало ли что. К счастью, ты на последнем курсе, и ректорским любимчиком тебя не задразнят.
Ошеломленный, я кое-как улыбнулся.
–Да-да, догадываюсь, что тебе тяжело вынести подобную откровенность. Но что делать! Тем более что защиты твои в полном порядке. Надеюсь, они не помешали моим словам дойти до твоего сердца? Что ж, если у тебя есть дела - можешь идти. Помнится, пришел ты сильно взволнованный?
Я поднялся, кивнул и направился к дверям.
Из кабинета я вышел, ничего не понимая в жизни. Сколько откровенности за один раз, какое испытание для чувств!
Я шел и ничего вокруг не видел. Только у выхода, глотнув солнца и воздуха, вспомнил, что не спросил про гонца. Пришлось вернуться.
–Что такое?
– удивился Арбин, увидев меня.
–Э-э-э… магистр Арбин…
–Можешь называть меня дедом, - сказал он.
Кажется, я открыл рот и уставился на него несколько… глупо.
–Не хочешь - не называй, - Арбин был невозмутим.
Я попытался что-то вспомнить, но забыл. Я представил, как называю деда дедом, а тут входит отец…
–Если магистр Эмир услышит… - почесал я кончик носа.
–Если тебя смущает только это, можешь не беспокоиться. Он, конечно, как мой сын имеет право вмешаться в мои с тобой отношения, но вот в твои со мной… Улавливаешь разницу?
–Игра слов, - почесал я за ухом.
–Для меня игра слов - их жизнь, - уточнил Арбин.
– А Эмир взрослый и должен понимать, что ты не ребенок и можешь позволить себе многое. В том числе и подобную вольность, когда я сам предложил. К тому же я не настаиваю.
– Тут дед лукаво улыбнулся: - А какое было бы у него лицо, услышь он это!…