Чудеса Антихриста
Шрифт:
Ему показалось, что изображено Христа кивнуло ему и сказало: «Теперь ты мне нужен, фра Феличе».
Он лежа кивнул ему в ответ: «Я готов, я не изменю тебе». Он лежал и ждал смерти, и это казалось ему прекрасным.
Он в первый раз за всю жизнь почувствовал, как он устал. Теперь наконец он может отдохнуть. Маленькое изображение и без него будет заботиться о церкви и монастыре.
Он лежал и улыбался, думая о том, как Сан-Паскале вызвал его, чтобы в последний раз пожелать ему доброго утра.
Фра Феличе долго лежал
И пока он так лежал, ему начало казаться, что он все больше и больше съеживается. Каждый раз, как он приходил в себя, ему чудилось, что он стал меньше. Можно было подумать, что он постепенно исчезает. Теперь он наверное в несколько раз может завернуться в свою рясу.
Он вероятно так бы и умер в одиночестве, если бы в церковь не пришла донна Элиза просить младенца Христа о помощи слепым. Она испытывала какое-то странное чувство, она хотела, чтобы святой помог слепым, и в то же время ей не хотелось, чтобы удались планы донны Микаэлы.
Войдя в церковь, она увидала, что фра Феличе лежит на возвышении перед алтарем. Она подошла к нему и опустилась на колени.
Фра Феличе поднял на нее глаза и тихо улыбнулся: «Я умираю», — сказал он хрипло, но сейчас же поправился и сказал: «Мне пора умереть».
Донна Элиза спросила, что с ним, и предложила сходить за помощью.
— Сядьте здесь, — сказал он и сделал слабую попытку отереть концом рукава пыль с возвышения.
Донна Элиза сказала, что она позовет священника и сестру милосердия.
Но он схватил ее за платье и остановил:
— Сначала я хочу поговорить с вами, донна Элиза.
Ему было трудно говорить, и он тяжело дышал после каждого слова. Донна Элиза сидела около него и ждала.
Несколько времени он лежал, тяжело дыша, потом на лице его выступила краска, глаза заблестели, и он заговорил легко и быстро:
— Донна Элиза, — заговорил он, — я оставляю наследство. Это целый день беспокоит меня. Я не знаю, кому завещать его.
— Фра Феличе, — сказала донна Элиза, — вам нечего беспокоиться об этом. От хорошего подарка никто не откажется.
Но фра Феличе, собравшись с силами, хотел прежде чем решить вопрос о наследстве, рассказать, как милостив был к нему Господь.
— Великую милость оказал мне Господь, избрав меня в свои «полакко», — говорил он.
— Да, это великая милость, — поддержала донна Элиза.
— Быть даже самым, самым маленьким «полакко» и то уж большая милость, — сказал фра Феличе, — особенно это стало полезным с тех пор, как монастырь закрыли, а братия разошлась или вымерла. Ведь когда имеешь полный мешок хлеба, не протягиваешь руки за милостыней. Тогда постоянно видишь дружеские лица, и встречают тебя с глубокими
Донна Элиза думала о том, как почитали и любили все фра Феличе, потому что он предсказывал счастливые номера выигрышей в лотерею. И она не могла не согласиться с ним.
— Если я шел по дороге под солнечным зноем, — продолжал фра Феличе, — то ко мне подходил пастух и провожал меня, держа над моей головой зонтик. А когда я спускался к рабочим в прохладные каменоломни, они делили со мной свой хлеб и похлебку. Мне нечего было бояться разбойников или карабинеров. Сторож у городских ворот делал виц, что дремлет, когда я проходил мимо с наполненным мешком. Это счастливый дар, донна Элиза.
— Конечно, конечно! — говорила донна Элиза.
— И это было такое легкое ремесло, — говорил фра Феличе. — Они спрашивали меня, и я отвечал им. Вот и все. Они знали, что каждое слово означает свою цифру, они запоминали мои слова и играли, сообразуясь с ними. Я сам не знаю, как это происходило, донна Элиза, это был дар Божий!
— Все будут очень жалеть о вас, фра Феличе, когда вы умрете, — сказала донна Элиза.
Фра-Феличе усмехнулся:
— Ни в воскресенье, ни в понедельник, после розыгрыша они и не вспоминали обо мне, — говорил он. — Но в четверг, пятницу и субботу утром все сбегались ко мне, потому что каждую субботу разыгрывались лотереи.
Донна Элиза начинала беспокоиться, видя, что умирающий только и говорит о своем даре. Она вдруг вспомнила многих, проигравших в лотереи, и даже таких, которые проиграли все свое состояние. Ей хотелось отвлечь мысли старика от этих греховных помыслов.
— Вы хотели поговорить о завещании, фра Феличе.
— У меня так много друзей, что я не знаю, кому завещать наследство! Отдать его тем, кто пек для меня сладкие пирожные, или тем, кто угощал меня артишоками в свежем масле? Или завещать его сестрам милосердия, которые ухаживали за мной, когда я был болен?
— А у вас большое наследство, фра, Феличе?
— Хватит, донна Элиза, хватит!
Фра Феличе опять ослабел, он лежал неподвижно и тяжело дышал.
— Я думал еще не отдать ли его всем бедным странствующим монахам, монастыри которых закрыли, — прошептал он.
И после некоторого раздумья он прибавил:
— Я с удовольствием передал бы его и тому доброму старику в Риме, который, вы знаете, заботится обо всех нас.
— Разве вы так богаты, фра Феличе? — спросила донна Элиза.
— Хватит, донна Элиза, хватит!
Он закрыл глаза и помолчал, потом произнес:
— Я хотел бы завещать его всем людям, донна Элиза!
Эта мысль придала ему новые силы, на щеках его выступил слабый румянец, и он поднял руку.
— Смотрите, донна Элиза, — продолжал он, вынимая из рясы запечатанный конверт и передавая его ей. — Пойдите к синдику Диаманте и передайте это ему!