Чудеса Индии
Шрифт:
Абу-ль-Хасан передал мне следующий рассказ Мухаммада ибн Бабишада:
«В Серендибских заливах я видел много забавного и удивительного по части змей и их заклинателей. Вот что мне случилось наблюдать в одной местности недалеко от...[143]. Если кого-нибудь укусит змея или ехидна, заклинатели лечат его ворожбой. Если это средство помогает, больной выздоравливает, если же нет, его кладут на деревянную постель, которую опускают в реку во время отлива. Река эта впадает в море, а дома у большинства жителей расположены вдоль этой реки. Люди знают, что на такую постель кладут только укушенных змеей, поэтому кто из них искусен в ворожбе, тот берет пострадавшего и творит над ним свои заклинания. Помогает заговор — больной встает и возвращается к себе в дом пешком, а нет — его снова отпускают в реку. Так он проплывает через весь город; люди, искусные в заклинаниях, один за другим берут его и лечат своим колдовством. Если помогает заклинание,
Мухаммад ибн Бабишад говорил мне еще:
«В Серендибских заливах я видел одну реку, впадающую в море; и прилив и отлив оказывают большое влияние на ее течение. Однажды я проходил вдоль этой реки, когда уровень ее значительно спал и берега были обнажены. Смотрю, а у самой воды, на песке, сидит, скрестив ноги, старуха. “Что ты здесь сидишь?” — спросил я ее. Она же ответила: “Я дряхлая старуха, прожила уже долгий срок и съела свою долю в этом мире. Чтобы спастись, мне нужно теперь приблизиться к моему создателю”. — “Но почему же ты здесь сидишь?” — допытывался я. — “Я жду, — ответила старуха, — чтобы меня унесла вода” И старуха не сдвинулась с места, пока ее не смыл прилив».
В этом сборнике я не раз приводил рассказы о том, как индусы лишают себя жизни различным образом, и говорил я об этом достаточно.
Я слышал от очевидца, побывавшего в Индии, будто жители Канбаята[144] приходят один за другим топиться в бухте. Людей, которые топят их, они нанимают за плату, боясь раздумать в последний момент от страха или от волнения. Тот, кто получает плату, кладет свою руку на затылок самоубийцы и держит его под водой, пока он не умрет. Как бы самоубийца ни кричал и ни молил о пощаде, как бы ни просил его отпустить, наемник не слушает его.
Рассказал мне путешественник, побывавший в Сахале[145], будто видел он на острове Бакар[146] — этот Бакар лежит между Серендибом и Мандурином[147] и принадлежит к островам, окружающим Сехилан[148], — будто видел он там огромного индусского кумира. Индусы говорят, что этот идол сначала находился на острове Сехилане, а потом через море перешел в Бакар; говорят, будто он на каждом острове остается тысячу лет, а потом переходит на другой.
Рассказал мне Мухаммад ибн Бабишад:
«У одной серирской жительницы я видел человекоподобного зверя, только лицо у него было черное, как у зинджа, да и руки и ноги длиннее человеческих; кроме того, у него был длинный хвост и шерсть, как у обезьяны. Животное прижималось к женщине, сидя у нее на коленях. “Что это такое?” — спросил я ее. А она в ответ: “Житель рощ и лесов!” Зверек по временам испускал слабый крик на непонятном языке. Он был вроде обезьяны с человеческим лицом, и тело его было похоже на человеческое».
Мухаммад говорил еще, будто на побережье Ламери живут зарафы[149] неописуемой величины. Путешественники, которые, потерпев крушение на море, принуждены были идти сушей из Фансура в Ламери, говорят, что по ночам они не могли продолжать путь из страха перед зарафами; днем же эти чудовища не показываются. С наступлением ночи путешественники со страха влезали на большое дерево: всю ночь они слышали, как зарафы бродят вокруг, а утром видели их следы на песке. Кроме того, на этом острове тьма муравьев, особенно на побережье Ламери; и муравьи там огромные.
Мухаммад рассказал мне также со слов какого-то моряка, будто в Лулу-Биленке[150] — это морской залив — живут хвостатые людоеды. Живут они в области, которая находится между Ламери и Фансуром.
Кончена первая часть книги; во второй последует рассказ об острове ан-Неяне[151], если угодно Аллаху всевышнему.
Рассказал мне Мухаммад ибн Бабишад, будто на острове ан-Неяне — этот остров лежит в Наружном море[152] на сто фарсахов от Фансура, — будто на ан-Неяне также живут людоеды. Они собирают человеческие черепа, и каждый гордится, если у него много таких черепов. Неянцы покупают за большие деньги слитки желтой меди и сберегают этот металл вместо золота. Желтая медь на ан-Неяне так же долговечна, как золото у нас, а золото у них совсем не имеет цены, как у нас желтая медь. Благословен Аллах, прекраснейший из творцов!
За ан-Неяном находятся три острова, называемые Барава[153]. Их жители тоже пожирают людей, собирают черепа, торгуют ими и берегут их.
Мне говорили, что жители Фансура, Ламери, Калы, Каколы, Сенфина и окружающих
Когда корабли пристают к островам Ладжабалуса[154] — эти острова многочисленны и тянутся на восемьдесят фарсахов, — жители выходят к приезжим и покупают у них товары, [и товары надо передавать] из рук в руки. Если дать туземцу какой-нибудь предмет, прежде чем он даст взамен что-нибудь другое, — он убегает с этой вещью, и ее невозможно вернуть обратно. Иногда на эти берега попадает мужчина или женщина с разбитого судна; если этому путешественнику удалось спасти что-нибудь из денег или платья и если он держит это при себе, не выпуская из рук, туземцы не отбирают у него ничего, что бы он ни держал; они ничего не берут из рук человека, случайно попавшего к ним. Напротив, они поселяют его в каком-нибудь доме и кормят тем же, что едят сами. Никто из хозяев не станет есть, прежде чем не накормит своего гостя; и едят они только объедки этого чужестранца. Так продолжается, пока не причалит к ним судно. Тогда туземцы ведут гостя на корабль и говорят приехавшим: «Возьмите его от нас и дайте нам что-нибудь взамен». И приезжие волей-неволей выкупают потерпевшего крушение. Иногда на остров попадает человек умный; он прислуживает туземцам, плетет веревки и выменивает их на амбру. Таким образом он зарабатывает до приезда судов, и пребывание на острове позволяет ему кое-что собрать.
Путешественник, побывавший в Индии, рассказывал мне, что самые прекрасные драгоценности и редкие алмазы добываются в стране Кашмир. Есть там долина, расположенная между двумя горами; в ней постоянно горит огонь — днем и ночью, зимой и летом. Только беднейшие из индусов ходят туда за алмазами; никто, кроме них, не отваживается проникать в эти опасные места. Собирается отряд храбрецов и направляется к долине; там они закалывают тощих овец, режут их на части, кладут на чашку метательной машины и сбрасывают в долину, кусок за куском. Приблизиться к этому месту совершенно невозможно по нескольким причинам: во-первых, этому препятствует жар пламени, а во-вторых, около огня в огромном количестве кишат змеи и всякие другие гады, которые не замедлили бы погубить смельчака. На разбросанные по долине куски мяса слетается множество орлов; если кусок падает далеко от огня, орел хватает его и подымает вверх. Люди при виде этого следуют за птицей, куда бы она ни полетела. Иногда алмазы падают с мяса на лету, а иногда орел куда-нибудь спускается, тогда охотники находят алмазы в том месте, где орел съел добычу. Если мясо падает в огонь, оно сгорает; если орел, опускаясь за этим куском мяса, подлетает слишком близко к огню, он также сгорает дотла. А иногда случается, что птица успевает схватить кусок, прежде чем он упадет на землю. Вот каким образом добываются эти алмазы; люди, собирающие их, большей частью погибают либо от змей, либо от огня. Местные цари — большие любители алмазов; они всячески стремятся их приобретать и стараются набрать побольше искателей алмазов. За такими искателями установлен строгий надзор, а причина тому — великолепие и высокая ценность этих камней.
Рассказал мне капитан Исмаилуйя:
«Когда я в триста семнадцатом году[155] плыл из Калы в Оман, мне довелось пережить столько чудесного, сколько до меня не переживал ни один капитан. По дороге из Калы мне встретилось семьдесят разбойничьих судов; я бился с ними три дня сряду, сжег большое число кораблей, перебил многих разбойников, а сам спасся. Через сорок один день после отъезда из Калы я причалил к арабскому берегу, то есть к Шихр аль-Любану[156]. В качестве десятинной пошлины, наложенной на мои товары, оманский правитель взял себе шестьсот тысяч динаров. Из этой же пошлины и из других денег он сделал нашим людям щедрый подарок ценой, пожалуй, в сто тысяч динаров. И все это, не считая тех товаров, которые удалось скрыть так, что их не обнаружили и не взыскали за них пошлину. Эти три происшествия случились со мной в один переезд; никому еще не доводилось переживать по пути из Калы таких приключений, ни в одно путешествие, ни в несколько».
Рассказал мне оманский врач аль-Белуджи.
«Однажды я был в ат-Тизе[157], куда мое судно попало случайно. Мы причалили к берегу, разгрузили корабль и стали ждать попутного ветра. Однажды к нам явилась женщина высокого роста, с красивым лицом и прекрасным сложением; ее сопровождал старик, белоголовый и седобородый, слабый и худой. “Жалуюсь вам на этого старика, — обратилась к нам женщина, — он предъявляет ко мне чрезмерные требования, которые я не могу удовлетворить”. Мы стали просить за нее и наконец уговорили старика, что хватит с него двух раз днем и двух раз ночью. Но через несколько дней женщина возвратилась к нам с той же жалобой. “Послушай, человек, — сказали мы старику, — дело твое удивляет нас...[158] [Расскажи нам] свою историю”.