Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)
Шрифт:
— Здравствуйте, коль не шутите, — кивнул дед.
— У тебя гости? — повернулся к Сергею всем телом бригадир и протянул ему свою здоровенную, как лопату, руку. — Бобешко. Бригадир…
— Сергей, турист… Из Киева…
— Бобинец, — протянул ему руку шофер.
Сергей.
Бобешко развернулся к деду:
— Как дела, старый? Давно тебя что-то не видно. Зарылся тут, на пустыре. Неделями ни ты людей, ни они тебя. Разве можно? И не страшно тебе тут одному?
— Не страшно. Да и не один я. Пчелы со мной. Вон, слышите,
— Тебе не страшно. А мне, брат, страшно, — наклонил голову набок бригадир. — За тебя. Случиться с тобой что — отвечай тогда. Как скрутит, не дозовешься никого.
— Как скрутит, — вздохнул дед, — то зови не зови — не поможет. Молодость и здоровье не дозовешься.
— Это все пустые разговоры, — насупился Бобешко. — Ехать не собираешься?
— Куда?
— В Киев хотя бы…
— Собираюсь.
— Вот, — усмехнулся Бобешко. — Наконец-то. Правильно.
— Через неделю. В субботу… Внучка замуж выходит. Галочка.
— Поздравляю тебя, старый! Вот и оставайся там. Правнуков нянчить.
— Нет, — решительно сказал дед. — Пусть уж без меня нянчат. Хватит того, что я внуков нянчил.
— Вот эгоист! — скривился бригадир. — Нет! Нельзя тебе тут жить одному. Нельзя. Человек должен жить в коллективе. Человек — коллективное существо. Не насекомое какое, чтобы…
— Вы насекомых не трогайте, — перебил его дед. — Насекомые — это… Вот видели, например, чтобы строители сдали объект без недоработок? Видели? Не видели. А видели вы, чтобы пчелы, скажем, соты не достроили, не доделали, или муравьи муравейник, или… Нет, не видели. Потому что такого не бывает.
— Прекрати, дед! — закричал бригадир. — Прекрати! Сидишь тут без людей. И, видишь, в голову всякая всячина лезет…
— Именно! — подхватил Бобинец. — Именно — лезет. Намекает, понимаешь, сам не знает на что…
— Знаю. Знаю на что! — в глазах у деда вспыхнули молнии. — Вы вон коровники приняли с недоделками? Приняли. Ветер по ним теперь зимой гуляет. Коровы болеют. А строители премию получили и — только их и видели.
— Ну… — Бобешко на минуту запнулся. — Ну, так, тот кто в этом виноват, уже снят. Значит…
— А разве он один принимал? А правление где было?
— Ну, хорошо, хорошо! — нетерпеливо перебил деда Бобешко. — Хватит! Что-то ты язык распустил. Не затем мы приехали, чтобы дискуссии тут с тобой разводить.
— Именно! — поддакнул Бобинец.
— Так вот! — в голосе Бобешко зазвучал металл. — Есть мнение расширить посевные площади нашего колхоза… За счет земель, что гуляют. В частности и этих.
— Чья мнение? — спросил дед.
— Не прикидывайся, старый! — насупил брови бригадир. — Будем сносить эти развалюхи, этот лесок… Все равно тут никто не живет.
— А я?
— То те же и оно! Ты, старый, один тормозишь нам все дело.
— Именно! Тормозишь! — снова поддакнул Бобинец.
— Так вот, есть мнение, чтобы… того… — Бобешко говорил официальным тоном, как на собраниях. — Чтобы переселить тебя, старый, куда-нибудь в центр села. Или… еще лучше, если бы ты…
— Чье мнение? — повторил дед.
— Ну, знаешь? — повысил голос бригадир.
— Просто интересно, из чьей умной головы выпорхнула эта мысль? Кто это решил меня переселить, со мною не поговорив даже?
— Так вот мы пришли и говорим, — скривился бригадир.
— Кто же так говорит? «Есть мнение! Есть мнение!» Все решено. О чем же говорить? — Губы у деда задрожали. — А куда я в центр села с этими ульями? А? От этих лип? От рощи этой? Для пчел липовый цвет — это же…
— Не говори, дед, глупости. Прекрасно найдут твои пчелы другой цвет. Вон у Демиденко тоже пасека.
— Да разве можно сравнивать! У меня же мед…
— Рощу мы, дед, все равно… — неумолимо сказал Бобешко.
— Нет! Нет! — встрепенулся сразу дед Коцюба. Не поеду я никуда! Слышите? С места не сдвинусь. Только силою, на веревке. Если совесть вам позволит…
— Вот видишь, что делается, когда человек отрывается от коллектива, от людей. Сознательность его перерождается. Он заботится только о себе, о своих интересах. Общественные интересы его не волнуют.
— Именно — не волнуют. Единоличник! — проверещал Бобинец.
И вдруг…
Ребята даже вздрогнули от неожиданности, услыхав голос Сергея.
— Да разве можно… Разве можно вырубать такую рощу? Это же, извините, преступление!
Бобешко и Бобинец тоже удивленно уставились на Сергея. Они, наверно, даже забыли о его присутствии.
— Вы, товарищ, кто такой? Турист? Так вот берите свой мешочек и идите себе дальше. И не лезьте не в свое дело.
— Именно — не лезь! Включай третью скорость и… газуй! — Бобинец сделал красноречивый жест.
Сергей гордо вскину голову:
— Кроме того, что я турист, я еще и человек. Советский. Которому не безразлично, что твориться на земле, по которой он ходит. И я прошу объяснить, чем вызвано решение вырубить эту рощу.
Ребята удивленно переглянулись — вот тебе и диверсант. Бригадир Бобешко сделался красным как мак. Казалось, он сейчас дыхнет и изо рта его вырвется пламя.
— Я вижу, что товарищ турист речистый. Хорошо объясняю. Этот край села и эта роща, а точнее, рощица, а не роща, вклиниваются меж колхозных полей. Как видите хаты тут досками забиты, бесхозные. Один дед, как аист в гнезде. И из-за одного товарища деда гуляет несколько гектаров прекрасной пахотной земли, которая может дать народу нашему советскому несколько сот центнеров отборной пшеницы. Ясно?
— Но это же такая липовая роща… — начал Сергей, но Бобешко перебил его:
— Вот именно — липовая! Рощица. Если бы сад фруктовый — другое дело. Тем более, древонасаждений в нашем колхозе — слава богу. Не надо делать культ из каждой ветки. Беречь зеленого друга надо, но в пределах разумного.