Чудеса возможны, или Путь к Волшебству
Шрифт:
– Я понял. Разреши копнуть глубже – хочу показать тебе кое-что.
Стелла кивает мне головой, глядя на меня своими большими выразительными глазами, а гости деликатно встают и, попрощавшись, отправляются восвояси.
– Теперь ответь-ка мне на такой вопрос, – продолжаю я, глядя, как закрывается дверь за уходящей соседкой, – почему у тебя отношения со всеми мужиками так строятся – либо ты всё за них сама делаешь, либо вообще никак? Заботишься о них, опекаешь – я же всех ребят твоих помню, о которых ты нам рассказывала. А они пользуются твоими
Стелла задумывается совсем ненадолго – видно, что она и сама не раз задавалась этим вопросом. Затем нерешительно отвечает:
– Не знаю. Судьба, видимо, такая.
– Судьба судьбой, а что в твоей семье – тоже так было? Отец у матери на шее, или типа – он сам по себе, а вы сами по себе?
– Не-ет! – широко улыбается Стелла и нетерпеливо машет головой из стороны в сторону.
– С папой мы близки были, он был мне даже ближе, чем мама. Возился со мной, таскал меня за собой везде. Мама у нас всегда была чем-то недовольна, побрюзжать любила – и из-за этого они часто скандалили. Папа у меня был военный, на нём весь семейный бюджет держался, да и по хозяйству помогал. Пока молодой был, сносил мамины капризы стойко, отшучивался, сюрпризы нам устраивал – только потом она его всё-таки догрызла.
Я была у него любимая дочка – до 16 лет мы с ним крепко дружили. Потом он с мамой начал ссориться, потому что выпивать стал – но сначала мне это не мешало, пьяный он мне даже больше нравился – добрый, щедрый. Я часто его с гулянок этих забирала и домой приводила.
Правда, потом его состояние усугубилось – пить он стал запоями. В перерывах между запоями отмалчивался и ходил угрюмый и злой, а мама его пилила. А потом напивался и устраивал скандалы сам. Вот тогда я и отошла от него.
– Так просто взяла и отошла?
– Ну да. А что в этом такого?
– Ничего, просто странно как-то. Дружили, дружили – и вдруг – на тебе. Что-то же было причиной.
– Ну, в общем ты прав, – неохотно говорит Стелла.
– Была у нас одна ситуация… Папа пришёл домой и с порога стал кричать на маму, а я почему-то решила, что должна за неё заступиться, чего никогда раньше не делала. И дернуло же меня влезть между ними, да ещё и прикрикнуть на него – он заехал мне в глаз так, что я летела через всю комнату – да ещё потом неделю дома сидела, чтобы синяк сошёл. Вот с тех пор мы с ним и перестали общаться.
Потом, конечно, понемногу всё наладилось, но былой близости у нас уже не было. Общались на уровне – здравствуй – до свидания – чего купить – и всё. И так до самой его смерти.
– Спокойно ты как-то об этом рассказываешь, – говорю я. – Но спокойствие у тебя какое-то поверхностное – как штиль перед бурей.
– Да перегорело уже всё, – отмахивается Стелла.
– Если б перегорело всё, сейчас у тебя б другая жизнь была, – говорю я. – И муж был бы толковый, и заместитель поактивнее… Ну-ка, признайся – что ты в своём прошлом забыла?
– Не знаю, – вздыхает Стелла. – Обиды у меня на него нет, – ну, значит, должно было всё так случится. А вот ему тогда очень плохо было, после того, как меня ударил. Ходил несколько дней сам не свой, даже пить стал меньше. Так, по-моему, до конца от этого и не оправился, – говорит Стелла и в её голосе угадывается еле слышная нотка плача.
– И прощения у тебя не попросил?
– Нет, не мог он на это пойти. Не принято у нас тогда это было, да и не стал бы он передо мной извиняться – гордый был очень.
– И ты с этим смирилась?
– А что было делать? – вопросом на вопрос отвечает Стелла.
– А что бы ты делала, если бы это случилось сейчас? – продолжаю допытываться у неё я. – Неужели ты б допустила это? Охлаждение отношений, отдаление вас друг от друга…
– Нет, не допустила бы, – решительно мотает головой Стелла. – Но что делала бы – не знаю.
– Представь себе, что он рядом с тобой, здесь, – говорю я ей. – Что бы ты ему сказала?
– Ах, какое это сейчас имеет значение… Если бы только можно было всё вернуть! Я только сейчас осознала, что все эти годы мечтаю о встрече с ним!
И в этот миг произошло чудо: пространство неуловимо поменялось. Я ощутил чьё-то дыхание рядом с нами, чьё-то давнее, но очень сильное желание. Мои волосы наэлектризовались, а в ауре появилось ощущение чьего-то присутствия.
Так и есть: он здесь.
Внутренним зрением я увидел отца Стеллы, я услышал его просьбу, я открыл ему своё сердце и на несколько секунд стал им.
Я прикоснулся к Стелле и сказал в несвойственной для себя манере, резко проговаривая окончания слов:
– Стелла, я здесь.
Стелла изумлённо отшатнулась, повернула голову и посмотрела в мою сторону, не видя меня, широко раскрытыми глазами.
– Я бы сказала… – говорит она и её голос дрожит от напряжения, – я бы ему сказала: прости меня ты. Прости меня, папочка!
– Милая моя доченька… Конечно, я прощаю тебя. Прости и ты меня тоже, – говорю я и обнимаю её за плечи.
Стелла бросается ко мне, прячет голову у меня на груди и разражается рыданиями.
Выплакавшись, Стелла отодвигается от меня и долго молчит, вглядываясь в кружку с чаем.
– Знаешь, – медленно говорит она, оправившись от слёз, – у тебя сейчас был такой же запах, как у него. И движения были такие же, и голос похожий.
Я снова почувствовала его рядом, как тогда, в дни нашей размолвки, когда он проходил возле меня, не решаясь ко мне прикоснуться… Только сейчас я поняла, что было тогда у него на душе.
…Папа умирал долго и тяжело – у него был рак. Зато его болезнь собрала вокруг него всю нашу семью – братья и сёстры, тёти и дяди, которые не виделись много лет, встречались у него в палате, распределяли дежурства и хлопоты, разговаривали о жизни. Перед смертью он сумел сплотить всех нас так, что в те дни ко мне вернулось ощущение большой и дружной семьи, как когда-то в детстве, когда они с мамой были молодыми, а я – маленькой.