Чудесная пестрокрылка
Шрифт:
Первый и самый главный вывод: кравчики живы. Закончив заботу о потомстве, они не собираются погибать и, видимо, вопреки существовавшему мнению, живут не один год, а больше. Самки сторожат закрытые колыбельки, самцы же закопались поглубже в прохладную и сырую почву. А из яичек в колыбельках развились крупные белые личинки с красноватой головой.
Еще одна раскопка поздней осенью дополняет наблюдения. На месте личинок в колыбельках сидят сверкающие чистым одеянием молодые жуки, а в стороне, в отдельно закопанных отнорках, — их живые старики-родители. Все они приготовились зимовать и с наступлением весны начнут свою жизнь сызнова.
Южный склон ущелья Барскаун почти голый: редкие кустики эфедры, низенькая трава типчак да серые гранитные скалы. Зато на северном склоне, как это бывает в горах Тянь-Шаня, рос еловый лес. Только этот лес не такой, как в Сибири, и елки здесь росли негусто.
В лесу пахло душистой хвоей, особенно летом, когда пригревало солнце. Тогда же раздавались крики синичек, пенье черного дрозда, угрюмое воркованье горлицы. Иногда между деревьев мелькала стройная фигурка косули. Очень редко проходил через лес медведь.
Зимой лес замолкал, тихо ложились хлопья снега на ветви, а когда завывала вьюга и ветер кружился вихрями, из коричневых шишек, что росли на вершинах елей, падали семена с летучкой-парусом и, подобно маленьким лодочкам, скользя по сугробам, мчались в разные стороны.
У самого ручья, чуть вдали от всех, росла особенно красивая елочка. Ствол ее был, как стрела, ровный, хвоя изумрудно-зеленая, и вся она была такая стройная и статная, что лесной объездчик Архип, проходя мимо, говорил, поглаживая шершавую кору:
— Вот она, наша красавица!
У самого ручья, чуть вдали от леса, росла стройная елочка.
Шли годы. Елочка становилась все выше и стройнее, а объездчик Архип понемногу горбился и седел. Как-то осенью вместе с Архипом в лесу появились люди. Они долго о чем-то говорили, карабкались на самую вершину крутого склона, рассматривали елочки. Один из них, в зеленой фуражке, решительно сказал:
— Этот участок перестойный, и здесь надо произвести заготовку древесины.
Наступила зима, и появились лесорубы на лошадях с топорами и пилами. Тихий лес застонал от визга пил, ударов топоров, падения деревьев. С вершины горы, на которой валили лес, провели вниз канавку. К ней подвозили бревна и сталкивали их с горы. По обледенелой дорожке бревна стремительно неслись вниз. Оттуда их увозили в деревню. Канавка как раз проходила мимо елочки-красавицы, и проносившиеся рядом бревна не раз ударяли по ее стволу, сдирая с него кору.
К весне работа была закончена, люди ушли, и там, на вершине склона, среди темного леса, появилась голая лысинка.
Рана, нанесенная елочке, была большая, и смола обильно потекла по обнаженной древесине. Потом это место подсохло, посерело, чуть потрескалось и стало тем, что лесники называют сухобочиной.
Эту сухобочину будто только и ожидали маленькие жуки — полосатые короеды-древесенники — и глубоко вбуравились в тело елочки. Потом появились спиральноходые короеды. Вот один из них, самец, выгрыз в коре ямочку. В нее тотчас же забрались несколько самок, и каждая из них повела под корой спиральный маточный ход, откладывая по пути яички. Получился причудливый узор от совместной работы короедов. Потом личинки, что вышли из яичек, стали протачивать свои собственные ходы. К осени личинки окуклились, а весной из куколок вышли жуки. Они прогрызли дырочки в коре и вылетели наружу.
Скоро на елочке поселились короеды гаузера. Это были очень крупные короеды. От колыбельки они провели вверх и вниз большие, слабо извилистые маточные ходы, от которых в стороны расходились многочисленные личиночные ходы. Работа короедов создавала на коре отпечаток сложного рисунка. Появились веточные короеды. Их ходы расходились от колыбельки звездообразно во все стороны. И много еще других короедов прилетало на елочку. Все они копошились под корой, рвали ее волокна, по которым поднимались от корней соки, и, наточив буровую муку, выталкивали ее наружу через маленькие круглые окошки.
Заболела елочка от короедов. Поникли ее ветви, изумрудно-зеленая хвоя стала желтоватой. Уже не красовались на вершине коричневые шишки.
— Что-то оплошала наша елочка, — с огорчением говорил Архип, осматривая большую сухобочину и маленькие дырочки в коре.
Но опасность существовала не только от короедов — на больную елочку стали нападать еще другие насекомые. И от множества ран сильнее заболела елочка, и не было у нее сил избавиться от болезни. За короедами появились крупные жуки-усачи. Личинки этих жуков были очень прожорливы и выедали под корой широкие плоские каналы, а прежде чем окуклиться, вбуравливались глубоко в древесину.
Стала сильнее падать с елочки пожелтевшая хвоя, и вскоре оголилась ее вершина и совсем усохла. Больная елочка медленно умирала…
Давно нужно было Архипу срубить заболевшую елочку, да жаль ему было ее как свою старую знакомую. Но пришло время, елочку все же срубили, ствол распилили на дрова и увезли в город. Слишком много было в ее древесине ходов, проточенных насекомыми, чтобы использовать елочку для строительства.
Остался теперь от елочки только пень в лесу. На него присаживался сильно постаревший Архип отдохнуть после обхода своего участка леса.
Но и пень не был оставлен в покое. Прилетели крупные черно-желтые осы-рогохвосты и, прокалывая острым яйцекладом древесину, стали откладывать яички. Постепенно личинки рогохвостов источили весь пень, оставив лишь тонкие перегородки, заполненные древесными опилками — то, что они пропустили через свой кишечник. Отпала от пня кора, и стал он весь такой трухлявый, что Архип опасался на него присаживаться.
В разгар лета в большом муравейнике, расположенном в трухлявом пне, царило необычайное оживление. Из ходов муравейника, подталкиваемые муравьями-рабочими, появились крупные муравьи с длинными крыльями. То были молодые самцы и самки. Как бы ослепленные ярким светом дня, они нерешительно топтались на месте, пытаясь юркнуть обратно в свой родной муравейник. Но муравьи-рабочие были неумолимы и выгоняли обратно своих питомцев. Тогда, взмахнув крыльями, самцы и самки навсегда улетели из родительского дома.