Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

М. КУЗМИН.

ЧУДЕСНАЯ ЖИЗНЬ ІОСИФА БАЛЬЗАМО, ГРАФА КАЛІОСТРО.

В ТРЕХ КНИГАХ.

ПЕТРОГРАД.

1919.

Напечатано въ 15-ой Государственной типографіи (бывш. т-ва Р. Голике и А. Вильборгъ).

Книжныя украшенія работы М. В. Добужинскаго.

У Чарльса Диккенса, въ прекрасномъ, но мадо извстномъ роман «Нашъ общій другъ», мистеръ Бофинъ, читая біографіи Плутарха Херонейскаго, испытываетъ

разнообразныя сомннія: то онъ вритъ всему написанному, то ничему не вритъ, то даритъ своимъ довріемъ одну половину жизнеописанія, при чемъ не знаетъ, которой отдать предпочтеніе.

Будучи далекъ отъ мысли равнятьсл съ Херонейскимъ мудрецомъ, я легко могу представить подобныя затрудненія у своихъ, хотя бы и снисходительныхъ читателей, тмъ боле, что, предприннмая «Новаго Плутарха», я отнюдь не думалъ предлагать на общее вниманіе компилятивныя біографіи и еще мене выдавать свои фантазіи за историческія изслдованія. Конечно, я не буду легкомысленно утверждать, что Микеланджело жилъ въ двадцатомъ вк, и не поселю Платона къ зулусамъ, но, исключая самыя основныя біографическія очертанія, въ подробностяхъ, краскахъ, а иногда и въ ход описываемыхъ событій предоставляю себ полную свободу. Главнымъ образомъ, меня интересуютъ многообразные пути Духа, ведущіе къ одной цли, иногда не доводящіе и позволяющіе путнику свертывать въ боковыя аллеи, гд тотъ и заблудится несомннно.

Мн важно то мсто, которое занимаютъ избранные герои въ общей эволюціи, въ общемъ строительств Божьяго міра, а вншняя пестрая смна картинъ и событій нужна лииіь какъ занимательная оболочка, которую всегда можетъ замнить воображеніе, младшая сестра ясновиднія.

Мн бы хотлось, чтобы изъ моихъ жизнеописаній узнали то, что лишь самый внимательный, почти посвященный чтецъ вычитаетъ изъ десятка хотя бы самыхъ точныхъ и подробныхъ, фактическихъ біографій, — единственное, что нужно помнить, лишь на время плняясь игрою забавныхъ, трагическихъ и чувствительныхъ сплетеній, все равно, достоврныхъ или правдоподобно выдуманныхъ.

«Новый Плутархъ» будетъ заключать въ себ около пятидесяти біографій и, конечно, поддежитъ разсмотрнію лишь по окончаніи, но мн казалось, что и отдльно взятыя главы оттуда могутъ представлять нкоторый интересъ для читателя.

Феличе Бальзамо старалась взглянуть на маленькое существо, лежавшее около нея на широкой купеческой кровати, и говорила мужу:

— Смотри, Пьетро, какіе блистающіе глаза у малютки, какой умъ написанъ у него на лобик!.. Наврное, онъ будетъ если не кардиналомъ, то, во всякомъ случа, полковникомъ!..

По правд сказать, ничего особеннаго н было въ большеголовомъ мальчуган, корчившемъ свои распеленутыя ножки; нельзя даже было сказать, на кого ребенокъ похожъ, на отца или на похудвшую Феличе. Тмъ не мене, синьоръ Бальзамо, на минуту оторвавшись отъ большои расходной книги и засунувъ перо за ухо, повернулся къ кровати и, не подходя къ ней, отвтилъ:

— Вроятне всего онъ будетъ честнымъ купцомъ, какъ его отецъ и ддъ. Можетъ-быть, впрочемъ, онъ будетъ адвокатомъ; это теперь выгодное занятіе.

Будущій адвокатъ залился горькимъ плачемъ, можетъ-быть, отъ судьбы, которую ему предсказывали родители, или отъ солнца, которое какъ-разъ на него бросаю іюньскій квадратъ. Бабка Софонизба быстро поднялась отъ столика, гд она пила кофей около очага, передвинула ребенка въ тнь, закрыла его од яльпемъ и, тихо шлепнувъ для окончанія, подняла очки на лобъ и промолвила:

— Браки и должностивъ неб ршаются. Никто не знаетъ, кто кмъ будетъ. Вотъ если онъ сдлается графомъ или чудотворцемъ, то я удивлюсь и скажу, что онъ — молодецъ.

Феличе, закрывъ глаза, тихонько хлопала рукою по голубому одялу, улыбаясь и словно мечтая, что будетъ съ маленькимъ Беппо, недавно окрещеннымъ въ Палермскомъ собор.

Лтній жаръ уже сломился, и Пьетро Бальзамо отправился въ прохладную лавку; ушла и повивальная бабка Софонизба, а Феличе все лежала, стараясь скосить глаза, чтобы увидть Іосифа, который уже тихо таращилъ свои большіе каріе глазки. Дйствительно, не можетъ быть у купца такихъ глазъ, такихъ странныхъ бугровъ на лбу, такой печати (конечно, печати) необыкновенности на всей большой голов.

И мать, и сынъ оба думали и видли “(по крайней мр, Феличе), какъ на стн выскакивали, словно картонные квадраты, на которыхъ было написано поочередно: кардиналъ, полковникъ, адвокатъ, купецъ, чудотворецъ, графъ. Послдній квадратъ появлялся чаще другихъ и былъ весело-желтаго цвта.

Въ сумеркахъ Пьетро вернулся, жена только-что проснулась и, подозвавъ къ себ мужа, тихо сказала:

— Несомннно онъ будетъ графомъ!

Бальзамо хотлъ-было послать за докторомъ, думая, что у жены начинается бредъ, но Феличе остановила его, сказавъ, что она совершенноздорова. Пьетро слъ у кровати и сидлъ долго, не зажигая огня и смотря на безмолвный пакетикъ, гд заключался будущій полковникъ. Такъ досидли они до первыхъ звздъ, когда служанка принесла свчи и стала накрывать на столъ для ужина.

Мальчикъ росъ, какъ растутъ вс дти небогатыхъ купцовъ, хотя родители ему предоставляли больше свободы, чмъ это принято. Феличе огорчалась, что Іосифъ плохо растетъ и будетъ маленькаго роста, нсколько утшаясь тмъ, что онъ все-таки крпкаго сложенія, широкоплечъ, иметъ высокую грудь, маленькія руки и ноги (какъ у графа) и выразительное смлое лицо. И характеръ имлъ смлый, предпріимчивыи и открытый, не безъ нкоторой вспыльчивости впрочемъ. Былъ щедръ, почти расточителенъ, скоръ на руку и крайне самолюбивъ. Часто, когда Беппо прибгалъ домой и съ жаромъ разсказывалъ объ уличныхъ дракахъ, отецъ качалъ головою и полушутливо, полусерьезно говорилъ: «нтъ, братъ, плохой изъ тебя выйдетъ купецъ! Разв только матросъ на торговомъ судн. Ужъ очень ты задоренъ и важенъ, такъ жить нельзя!» Мать ласкала сына и радовалась словамъ Пьетро, потому что вовсе не считала положеніе купца самымъ выгоднымъ и достойнымъ для своего любимца.

Однажды утромъ онъ разсказалъ ей удивительный сонъ.

Ему не спалось, и сначала наяву онъ увидлъ, какъ по темному воздуху двигались и сплетались блестящія голубоватыя фигуры въ родтхъ, что онъ какъ-то замтилъ въ учебник геометріи: круги, треугольники, ромбы и трапеціи. Соединялись он въ необыкновенно разнообразные узоры, такіе красивые, что, казалось, ничего на свт не могло быть лучше ихъ, хотя и были он одного цвта. Какъ-будто вмст съ ними носились какіе-то инструменты каменщиковъ, совсмъ простые: молотки, отвсы, лопаты и циркули. Потомъ онъ заснулъ и очнулся въ большой зал, наполненной одними мужчипами, посредин стоялъ большой столъ, какъ на придворныхъ обдахъ, съ хоръ раздавались скрипки, флеиты, трубы и контрабасы, а самъ Іосифъ вислъ въ воздух, сидя на голубомъ облак. Внизу, прямо подъ нимъ, на маленькомъ столик стоялъ графинъ съ чистой водою, и около находился голый мальчикъ съ завязанными глазами; руки его были скручены за спину полотенцемъ. И Іосифъ понялъ, что этотъ пиръ — въ честь его; у него горли щеки, онъ чувствовалъ, какъ билось у него сердце, между тмъ какъ голубое облако, описывая мелкіе (все мельче и мельче) круги опускалось прямо на столикъ съ графиномъ. Ему было такъ радостно, что онъ проснулся, но и проснувшись, продолжалъ чувствовать, какъ бьется его сердце, и какъ пахнетъ варенымъ краснымъ виномъ, смшаннымъ съ анисомъ и розами.