Чудесный дар
Шрифт:
И эти мечты вдребезги разбились. Потому что Роза, само собой, была права. Нельзя быть друзьями, коли не можешь смотреть в глаза друг другу.
Я, быстро оглядевшись по сторонам, втянула ее вместе с корзиной в простенок меж двух домов. А потом, медленно подняв взгляд, посмотрела прямо на нее:
– У моей матери трое детей, и она никогда не была замужем. Не так уж часто пробуждающие совесть выходят замуж.
Роза уставилась на меня. Щеки ее опухли и побагровели от пощечин Ауна, а в зеленых глазах застыли слезы, но более всего – удивление.
–
Можно было запросто видеть, как мысли пробегают в ее голове.
– Ты дочь Пробуждающей Совесть!
– Да, Дина Тоннерре.
Я ждала – вот-вот это произойдет! Очень скоро взгляд ее начнет блуждать и она примется смотреть в сторону. Возможно, она обзовет мою маму ведьмой или меня дьяволовым отродьем… как это делали другие.
Она не смотрела в сторону.
Она по-прежнему не смотрела в сторону.
И вот меж нами начали парить разные видения, точь-в-точь как это случилось в тот раз с Нико в его камере. Аун бьет Розу. Аун бьет ее мать. Дети, бегущие следом за ней в проулках с криками «Приблудная! Приблудная!»
Да, ей было совестно. Искренне, глубоко и ужасно! Но никаких причин для этого у нее не было!
Сама не знаю точно, как мне это удалось. Это было что-то обратное тому, чтобы заставить людей стыдиться, и все-таки то же самое. Я заставила ее увидеть храбрую, честную, упрямую Розу, которую увидела я сама. Я показала ей, что, право, для меня никогда не имело ни малейшего значения, замужем ли моя матушка или нет. Я показала Розе: то, что Аун бил ее, вовсе не ее вина! Ни тогда, когда он бил Розу, ни тогда, когда бил ее мать. Она была стойкой. Она сопротивлялась мне. Однако же в конце концов мне удалось избавить ее от стыда.
Перед моими глазами вновь была улица. Брусчатка, стены домов, корзина выстиранного белья меж нами. Я смотрела на Розу почти обычным взглядом. Слезы так же тихо струились по ее щекам. Она не произнесла ни слова. Но сжала мою руку.
Само собой, потребовалось вдобавок множество объяснений, а времени было мало. Я быстро рассказала Розе почти все. Единственное, о чем не упомянула, – это об убежище Мистера Маунуса и Нико. На это я, ясное дело, не осмелилась. Я, разумеется, была уверена в том, что Роза никогда добровольно не выдаст нас, но ведь столько всего может случиться…
Когда я закончила свой рассказ, Роза не стала тратить время на возгласы «О бедняжка, какая жалость!» и «Нет, это ужасно!» Она лишь схватилась за ручку корзины и сказала:
– Тогда нам лучше поторопиться!
Ничего другого ей говорить и не надо было. Я поняла, что больше не одна.
Видно было, что Дунарк – родной город Розы. С ней мне понадобилось вдвое меньше времени, чтобы отыскать дорогу к церкви Святой Аделы и к дому вдовы аптекаря. Я то и дело оглядывалась по сторонам, – похоже не было никого, кто обращал бы на нас особое внимание.
– Идем, – позвала я, толкнув калитку в садик целебных растений. – Она, верно, накормит нас.
– И меня тоже? – спросила, усомнившись, Роза. – Она ведь меня совсем не знает…
– И тебя тоже, – уверила ее я. – Она такая…
Я постучалась в окрашенную синей краской кухонную дверь, и почти в тот же миг мы услыхали голос Вдовы.
– Войдите! – пригласила она.
И вот я снова стою в горнице со множеством синих полок, напоминавшей одновременно кухню и прачечную, а еще немного мастерскую Мистера Маунуса.
– Дина! – голос Вдовы был усталым и напряженным.
– Добрый день, фру Петри! – поздоровалась я. – Это моя подруга Роза… – И тут же внезапно осеклась. Потому как в кухне, прежде так по-домашнему уютно пахнувшей мятой, чесноком и другими растениями, которые были в ходу у моей мамы, появился новый запах. Сладковатый запах трубочного табака.
Я обернулась. Там, за моей спиной, у двери сидел Предводитель дружинников из замка и пускал голубые колечки дыма из своей глиняной трубки.
– Ну наконец-то ты здесь, дрянной мальчишка, – сказал он. – Мы ждали тебя!
Предводитель дружинников
Я не могла улизнуть через дверь – он – сидел как раз возле нее, и он ни за что не дал бы мне пробежать мимо. Я не знала, есть ли дверь, выходящая на задний двор, я ведь ничего в доме Вдовы, кроме этой единственной горницы-поварни, не знала… «Помоги мне, – думала я, – укажи мне путь, крикни, сделай что-нибудь…» Но Вдова лишь оцепенело стояла скрестив руки, с неопределенным выражением лица. Неужто это она предала нас?
– Он говорит, что пришел помочь, – объяснила она.
Сначала я ушам своим не поверила. Неужто я ослышалась? Пришел помочь? Помочь кому? Да уж, верно, не мне. Я обернулась. Он сидел, по-прежнему дымя трубкой тихо и спокойно. Он не вставал, и рядом с ним не выскакивали стражи с веревками и мешками.
– У тебя много сил, малышка Пробуждающая Совесть! – сказал он. – Куда больше, чем ты полагаешь.
– О чем ты? – прошептала я. «Зачем он здесь? Чего ему надо?»
– Я имею в виду то, что не спал ночью. Из-за того, что ты заставила сказать милостивую госпожу.
Какую еще милостивую госпожу? Он имел в виду… должно быть, мать Дракана… Несущую Смерть – вот о ком он говорил.
«Это было только справедливо», – ответила она, когда я спросила ее, почему она убила маленького Биана. Как раз эти слова и слышал Предводитель дружинников.
– Я служил Дому Ворона с шестнадцати лет, – сказал он. – Нелегко было поверить, что юный мессир Никодемус и есть монстр, перебивший всю свою семью. Если бы не нож и кровь на руках… верно, никто бы этому не поверил. И до сих пор есть люди, требующие объяснения. Но то, что Дракан хочет лишить жизни Пробуждающую Совесть за то, что та утверждает, будто Никодемус невиновен, – это тоже кое-что да значит. Пожалуй, произносить подобные речи было бы не так опасно, не будь в этом скрыта некая тайна. А коли не он порешил почти всю княжескую семью, то, должно быть, это сделал кто-то другой. Тот, кому это выгодно.