Чудесный переплет. Часть 1
Шрифт:
— Ма–а–а-ма–а–а!!! — заливалась девочка, сотрясаясь от рыданий. — Ма–а–а-ма–а–а-а–а–а!!!
Как будто наткнувшись на невидимое препятствие, я замерла на месте, так и не успев приблизиться к Машеньке; перед глазами поплыла рябь, а в висках сильно–сильно запульсировала кровь, точно до смерти испугалась чего–то страшного и пыталась вырваться вон из вен, спасаясь бегством. Мне показалось, что кто–то неведомый, обладающий неимоверной силой, пробил своей грязной рукой мою грудную клетку и, сгребя в ладонь трепыхающееся сердце, сначала крепко сжал его, а потом
Потрясённое сознание внезапно отключилось, не оставив ни записки, ни голосового сообщения; махнуло крылом и упорхнуло куда–то в неизвестность, предоставив меня самой себе. Я не чувствовала больше ни радости, ни ярости — вообще никаких эмоций. Мне просто хотелось умереть. Не обращая ни на что внимания, я медленно побрела прочь, не разбирая дороги и не жалея босых ног, сначала по песку, в горку, а потом напролом через траву и кусты. Ветки хлестали по лицу, острые колючки какого–то растения в кровь расцарапали руки и ноги, а я всё брела и брела. Я не сразу поняла, что происходит, лишь почувствовала, как взмываю вверх, и в тот же миг ощутила успокаивающую теплоту человеческого тела — кто–то взял меня на руки и прижал к груди.
— Куда же ты отправилась, дурашка… — раздался над ухом мягкий, воркующий голос Телара, прозвучавший необычайно нежно и… по–матерински.
Ничего не ответив и даже не подняв на него глаз, я порывисто обхватила шею мужчины обеими руками и, уткнувшись лицом в его грудь, горько разрыдалась…
Не знаю, сколько времени прошло, пока я наконец выплакалась, немного успокоилась и Телар счёл возможным показать меня людям. Как бы то ни было, он принёс меня обратно на пляж, где изнывали от волнения и нетерпения ребята. У берега, нагруженный нашими вещами, покачивался на волнах катер, егерь не спеша осматривал винт мотора, счищая с него намотавшиеся водоросли. Телар осторожно поставил меня на песок.
— Всё в порядке, она может ехать, — спокойно сказал он, говоря про меня в третьем лице, как будто не был уверен в том, что я сама в состоянии за себя ответить.
Ребята посмотрели на меня долгим, изучающим взглядом, и Матвей протянул мне одежду.
— Помочь одеться? — участливо спросил он, готовый прийти на помощь в любой момент.
— Справлюсь, — коротко сказала я и сама испугалась своего голоса — мне показалось, что моими устами разговаривала древняя, полуживая старуха. — Где девочка? Почему никого не видно? — я озиралась по сторонам, не понимая, куда подевались люди.
— Туристы повезли её в больницу на своей машине, — ответил Иван и, заметив, что его слова меня напугали, поспешил успокоить: — С ней всё в порядке, просто мы решили, что в любом случае нужно показать её врачам — мало ли что. Эти козлы с пикника все перепились, поэтому повёз её Вадим, он же попросит врачей, чтобы девочку не отдавали им до тех пор, пока не протрезвеют.
Без конца цепляясь за руку Матвея, с третьей или четвёртой попытки я наконец попала ногами в штанины и кое–как натянула джинсы.
— Ну что, поехали домой?
Я угрюмо кивнула головой и сделала неуверенный шаг в сторону лодки — ноги отказывались подчиняться. Не дожидаясь, пока я грохнусь, Телар подхватил меня на руки и, пройдя по воде, осторожно усадил в лодку. Я не слышала, о чём говорили между собой мужчины, не видела, как пожимали на прощание друг другу руки. С трудом осознавая, где нахожусь и что произошло, я обмякла в кресле, уставившись отрешённым взглядом куда–то вдаль, на воду…
Горечь и боль
Проводив меня до дверей домика и проследив, чтобы я благополучно вошла в свою комнату, друзья медленно побрели к беседке неподалёку и уселись на лавочку за длинный деревянный стол.
— Вань, что–то мне всё это не нравится, — Матвей машинально наматывал на палец край рукава футболки, задумчиво глядя на дверь нашего домика. — Такая реакция… Я всё понимаю, стресс действительно адский, не каждому приходится пережить ТАКОЕ… тут и мужик не выдержит, а она всё же женщина, сильная правда, но всё же всего лишь слабая женщина… Однако…
— М-да… — Иван напряжённо о чём–то размышлял, покусывая ноготь. — Знаешь, что–то тут не чисто. Когда она на мать Машеньки набросилась, я подумал, окажись у неё в тот момент под руками ружьё — она бы её грохнула не задумываясь, точно пристрелила бы… Столько ярости, ненависти и столько… боли… Вот ты бы пристрелил?
— Я?! Ты что, дурак, что ли? В лобешник, может, и впаял бы, но убивать… нет, разумеется, нет… хотя они и уроды: разве можно маленького ребёнка без присмотра у воды оставлять?
— А она бы пристрелила… Знаешь, я думаю, что это не простой стресс, — он задумчиво посмотрел на друга. — Беда у неё какая–то.
Иван наконец–то отгрыз мешавшийся кусочек ногтя и принялся за второй.
— Хорош грызть, — проворчал Матвей и шлёпнул Ивана по руке. — Сказал же, что перцем мазать начну, как маленькому.
— Отстань, — раздражённо отмахнулся от него Иван и снова сосредоточился на ногте. — Ты же знаешь, когда я нервничаю — всегда грызу ногти, а сейчас я нервничаю… жалко её… Слушай, нужно её отвлечь. Давай что–то придумаем, развеселим Алёнку как–нибудь, она в таком состоянии, что как бы не сотворила с собой чего–нибудь плохого.
— Ты прав, как всегда, — Матвей несколько оживился и начал перебирать варианты: — А что можно организовать в этой глуши? Хм… можно устроить пикник с шашлыками… хм… что–то больше ничего в голову и не идёт… что ещё… можно поехать в Астрахань, там уж точно найдём, где развлечься. Как ты думаешь, что она любит?
— Хм… Кино и театр точно отпадают — не тот случай… может, ночной клуб какой–нибудь… — с сомнением в голосе предположил Иван.
— Со стриптизом, — встрял Матвей, и его глаза оживлённо заблестели.