Чудо десяти дней
Шрифт:
— Вы тоже заподозрили кого-то из близких, а не вора «со стороны»?
— А вы как думаете, мистер Квин?
Обмануть этого человека было нелегко.
— У вас есть основания так считать? Или какие-то свидетельства, вроде стекла, разбитого не с той стороны прошлой ночью?
— Нет. Конечно, в то время мне даже не пришло в голову… А шеф Дейкин сказал мне, что никаких зацепок у них нет. Будь у него причины подозревать кого-нибудь в моем доме, он не стал бы от меня скрывать, я в этом не сомневаюсь.
— Да, — отозвался Эллери. —
— Но теперь я убежден, что два этих события связаны между собой. Украшения — драгоценные. Их заложили в ломбарды. Опять-таки деньги. — Дидрих улыбнулся. — Мне всегда казалось, что я достаточно щедр. Видите, как легко можно себя одурачить, мистер Квин. Что же, мне пора в постель. Завтра у меня насыщенный день.
«И у меня тоже, — подумал Эллери, — и у меня тоже».
— Спокойной ночи, мистер Квин.
— Спокойной ночи, сэр.
— Если вы что-нибудь обнаружите…
— Ну, разумеется.
— Не говорите… тому, кто причастен к делу. Идите прямо ко мне.
— Я понял. Знаете, мистер Ван Хорн…
— Да, мистер Квин.
— Если вы услышите шаги здесь на нижнем этаже, то не волнуйтесь. Это всего лишь ваш ночной гость, и он обшаривает холодильник.
Дидрих усмехнулся и вышел, помахав на прощание рукой.
Эллери стало его очень жаль.
И себя тоже.
Лаура оставила ему ужин. При других обстоятельствах и учитывая тот факт, что с полудня он ничего не ел, Эллери благословил бы ее за каждый кусок. Но сейчас у него пропал аппетит. Он расправился с ростбифом, заев его салатом, и решил, что за время его ночной трапезы Ван Хорн должен был уснуть. А затем, держа в руках чашку кофе и осторожно ступая, вернулся в кабинет хозяина дома.
Он сел на стул у стола Дидриха, повернувшись спиной к двери. А после достал объемистый конверт, приоткрыл его и поспешно проверил содержимое. Эллери сразу отметил, что банкноты пронумерованы и разложены по порядку. Они поступили прямо из Монетного двора Соединенных Штатов. Он опять положил их в конверт, а конверт в свой карман. И достал из него лист бумаги, который ему дал Дидрих.
Банкноты в его кармане были банкнотами, украденными из сейфа Ван Хорна прошлой ночью.
Эллери не сомневался в этом с той минуты, когда хозяин дома сообщил об ограблении. Факт просто-напросто нуждался в подтверждении.
Но теперь ему нужно было уделить внимание другому делу.
— Ты можешь войти, Говард, — проговорил Эллери.
Говард, щурясь и моргая, переступил порог.
— Прошу тебя, закрой дверь.
Тот молча выполнил указание.
Говард был в пижаме и шлепанцах, надетых на босые ноги.
— Знаешь, ты совсем не мастер подслушивать чужие разговоры. Много ли тебе удалось услышать?
— Все, от начала и до конца.
— И ты ждал, когда я вернусь в кабинет. Хотел увидеть, что я стану делать.
Говард присел на краешек отцовского кожаного кресла, скрестив
— Эллери…
— Избавь меня от объяснений, Говард. Ты украл эти деньги из сейфа твоего отца прошлой ночью, и они лежат у меня в кармане. Говард, — произнес Эллери и немного наклонился. — Интересно, понимаешь ли ты, в какое положение ты меня поставил.
— Эллери, я был вне себя от отчаяния, — прошептал Говард, и Эллери с трудом смог его расслышать. — У меня нет таких денег. А я должен был где-нибудь их раздобыть.
— Почему же ты не сказал мне, что взял деньги из отцовского сейфа?
— Мне не хотелось, чтобы об этом узнала Салли.
— А, значит, Салли ничего не знает.
— Нет. И я не смог поговорить с тобой наедине там, на озере, или по дороге домой. Ведь она была с нами.
— Но ты бы мог признаться мне попозже днем или вечером, когда я остался один в коттедже.
— Я не желал отрывать тебя от работы. — Говард внезапно поднял голову и поглядел ему прямо в глаза. — Нет, причина не в этом. Я побоялся.
— Побоялся, что я откажусь от встречи с шантажистом завтра днем?
— Не только, тут есть и еще кое-что. Эллери, я украл впервые в жизни. И никогда не делал ничего подобного. Да к тому же у старика… — Говард неловко поднялся. — Но мы должны заплатить деньги. Вряд ли ты мне поверишь, но я и правда сделал это не ради себя. И даже не ради Салли… Я не такой лжец, как ты считаешь. И мог бы признаться отцу сегодня вечером, хоть сейчас. Поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. Я бы сказал ему все, попросил бы его развестись с Салли, чтобы я смог на ней жениться. И если бы он меня ударил, я бы поднялся с пола и повторил свои слова.
«Да, ты бы смог, Говард, и я в это верю. Ты бы даже получил удовольствие от своего поступка».
— Но в защите нуждается отец, а не мы. Письма не должны попасть к нему в руки. Они его убьют. Он способен пережить потерю жалких двадцати пяти тысяч долларов — у него их миллионы, — но письма убьют его, Эллери. Если бы я сумел придумать причину, сочинил бы что-то правдоподобное о деньгах, которые мне вдруг срочно понадобились, то без всяких церемоний обратился бы к отцу. Но я знал: мне придется выложить все начистоту. Отца так просто не обманешь. А выложить все начистоту я не мог. И потому взял их из сейфа.
— Допустим, он догадается, что ты — вор?
— Конечно, если дело дойдет до этого, мне несдобровать. Но вряд ли он догадается. У него нет никаких оснований.
— Он знает, что деньги украли ты или Салли.
Говард окинул Эллери растерянным взглядом и сердито произнес:
— Да, это уж моя глупость. Я должен быть хоть что-нибудь сочинить.
«Бедный Говард».
— Эллери, я втянул тебя в гнусное дело, и мне чертовски жаль. Отдай мне деньги, и завтра я сам пойду в «Холлис». А ты оставайся здесь или уезжай — как сочтешь нужным. Клянусь, больше я не стану тебя ни во что втягивать.