Чудо. Встреча в поезде
Шрифт:
— Тот месяц был для него очень тяжелым, — сказала она. — В тот месяц погибла его жена. Он мог забыть обо всем, что с ним происходило тогда. — Она нахмурилась, полагая, что Джерард слишком принципиальное значение придает своему маленькому открытию, что не так уж это и важно, раз потом Гай не встречался с Чарльзом целых полгода.
— Но только не об этом, — небрежно проронил Джерард, садясь на место. — Нет, я предполагаю, что Чарльз говорил в поезде о своем отце, признался, что желает его смерти, может быть, даже поделился с
— Я не могу представить себе, чтобы Гай стал это слушать, — перебила Энн.
— Не знаю, — мягко продолжал Джерард, — не знаю, но подозреваю очень сильно, что Чарльз знал о том, что его отец будет убит, и тем вечером в поезде мог поделиться с вашим мужем. Это в характере Чарльза. А в характере вашего мужа, думаю, молчать об услышанном и впредь стараться избегать Чарльза. Я не прав?
Это может многое объяснить, подумала Энн. Но и делает Гая в какой-то степени сообщником. Кажется, Джерард как раз и хочет изобразить Гая сообщником.
— Уверена, что мой муж не потерпел бы Чарльза у себя в доме, — твердо сказала Энн, — если бы Чарльз поделился с ним чем-нибудь в этом роде.
— Завидная уверенность. И тем не менее… — Он не договорил, погрузившись в свои неторопливые размышления.
Энн неприятно было смотреть на лысый, покрытый веснушками череп — она отвернулась к кофейному столику, где стояла деревянная коробка для сигарет, и в конце концов взяла одну.
— Как вы думаете, миссис Хейнс, ваш муж подозревал кого-нибудь в убийстве своей жены?
Энн с вызывающим видом выпустила дым.
— Разумеется, нет.
— Видите ли, если тем вечером, в поезде, Чарльз заговорил об убийстве, он уж дошел до конца. И если ваш муж имел основания считать, что жизни его жены что-то угрожает, если он обмолвился об этом Чарльзу — тогда их соединила общая тайна, даже общая опасность. Это только предположение, — поторопился прибавить он, — знаете ли, сыщик обязан строить предположения.
— Но мой муж не мог ничего сказать о том, что его жене что-то угрожает. Я была рядом с ним в Мехико, когда стало известно об убийстве, и еще раньше, в Нью-Йорке.
— А как насчет марта этого года? — спросил Джерард тем же равнодушным тоном, потянувшись к своему бокалу. Бокал был пуст. Энн забрала его, чтобы наполнить снова. Энн стояла у бара, спиной к Джерарду, и вспоминала март, месяц, когда убили отца Бруно, вспоминала, как нервничал Гай в то время. Когда же это он подрался — в феврале или в марте? И не подрался ли он с Чарльзом Бруно?
— Как вы думаете, не мог ли ваш муж где-то ближе к марту встречаться с Чарльзом Бруно без вашего ведома?
Конечно, подумала она, это все объясняет: Гай знал, что Чарльз собирается убить своего отца, и пытался остановить его, дрался с ним в баре.
— Думаю, мог, — сказала она неуверенно. — Впрочем, не знаю.
— Постарайтесь вспомнить, миссис Хейнс, как вел себя ваш муж в марте месяце.
— Он очень нервничал. Но я, кажется, знаю, отчего.
— Отчего же?
— Из-за работы… — Почему-то ей не хотелось ничего больше говорить о Гае. Она чувствовала, что каждое ее слово Джерард прибавляет как мазок к некоей туманной картине, которую рисует для себя, в которой пытается представить Гая. Она выжидала, и Джерард тоже, словно заключив пари не прерывать молчания первым.
Наконец он стряхнул пепел с сигары и сказал:
— Если вы припомните что-нибудь из того времени, касающееся Чарльза, подумайте как следует и скажите мне. Можете звонить в любое время — и днем, и ночью. У телефона всегда кто-нибудь есть. — Он записал еще одно имя на своей визитке и протянул ее Энн.
Проводив его, Энн сразу пошла к кофейному столику убрать стакан. Из окна она видела, как Джерард сидит в машине, склонив голову, будто спит, — но, решила Энн, он, должно быть, делает записи. И, подумала она с внезапной тревогой, он, возможно, пишет, что Гай мог в марте встречаться с Чарльзом без ее ведома. Зачем она это сказала? Ведь ей известно все. Гай ведь сказал, что не видел Чарльза с декабря до самой свадьбы.
Когда часом позже вернулся Гай, Энн хлопотала на кухне возле духовки. Гай поднял голову, принюхиваясь.
— Рис с креветками, — сообщила Энн. — Надо было мне открыть форточку.
— Джерард был здесь?
— Да. Ты знал, что он собирается зайти?
— Сигары, — коротко бросил Гай. Джерард, конечно, рассказал ей о встрече в поезде.
— Что ему нужно было на этот раз?
— Он хотел больше узнать о Чарльзе Бруно. — Энн отошла к окну и кинула на мужа быстрый взгляд. — Не говорил ли ты мне, что подозреваешь его в чем-нибудь. А еще расспрашивал о марте месяце.
— О марте месяце? — Гай тоже шагнул к окну, где стояла Энн, где пол был немного выше.
Когда они поравнялись, Энн увидела, как сузились его зрачки. Едва заметные, в волос толщиной, шрамы остались на скуле с той мартовской или февральской ночи.
— Он хотел знать, не подозревал ли ты, что Чарльз в этом месяце собирался подстроить убийство своего отца.
Но Гай лишь смотрел на нее, так знакомо сжав губы, и ни тревоги, ни чувства вины нельзя было прочесть в его взгляде. Энн сделала шаг в сторону и спустилась в гостиную.
— Правда, как ужасно это звучит: «убийство»?
Гай вынул новую сигарету и постучал ею по циферблату часов. Ему было нестерпимо больно слышать, как Энн произносит слово «убийство». Вытравить бы навсегда из ее сознания малейшую память о Бруно.
— Ведь ты не знал тогда, в марте, правда же, Гай?
— Нет, Энн, не знал.
— А что ты сказала Джерарду?
— Ты не веришь, что Чарльз подстроил убийство своего отца?
— Я не знаю. Думаю, что это возможно. Но нас это не касается. — Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что лжет.