Чудо. Встреча в поезде
Шрифт:
— Если даже ты меня не возьмешь, я все равно приеду.
— Мириам, ведь я могу сейчас добиться развода. Мне вовсе не требуется видеть этого ребенка. По закону не требуется. — Голос его дрожал.
— Ты не поступишь со мной так, — произнесла Мириам полуугрожающим, полумолящим тоном, который воздействовал одинаково и на его гнев, и на любовь, когда он еще любил, и всегда сбивал с толку.
Он и теперь ощутил, как почва уходит из-под ног. Мириам была права. Он не станет сейчас разводиться с нею. Не потому, что все еще любит ее, и не потому, что она все еще его жена и нуждается в его покровительстве, но потому, что жалеет ее и помнит, как когда-то любил. Он вдруг осознал, что жалел ее даже в Нью-Йорке, даже когда она слала
— Я не возьмусь за эту работу, если ты собираешься приехать. Бесполезно браться за нее, — произнес он невозмутимо, — но ведь «Пальмира» уже уплыла из рук, так чего же волноваться?
— Неужто откажешься? — проговорила Мириам с вызовом.
Он отвернулся, чтобы не видеть кривой, торжествующей ухмылки.
Вот тут она неправа, подумал он, однако промолчал. Сделал два шага вперед по скрипящему асфальту, вернулся с высоко поднятой головой. Спокойно, сказал он себе. Разве гневом чего-нибудь добьешься? Мириам терпеть не могла, когда он вел себя вот так, потому что любила шумные сцены. Сегодня утром ей тоже хотелось бы устроить сцену, подумал Гай. Она терпеть не могла, когда он вел себя так, пока не поняла, что по большому счету такое поведение ранит его самого больше, чем кого бы то ни было. Он знал, что это ей на руку, но чувствовал, что иначе вести себя не может.
— Мне еще не дали эту работу, ты знаешь. Я просто пошлю телеграмму и откажусь.
За вершинами деревьев вновь возникло красноватое здание, которое он разглядывал до прихода Мириам.
— А потом что?
— Много разного. Но ты об этом не узнаешь.
— Бежишь, значит? — поддразнила она. — Самый простой выход.
Он снова прошел вперед и вернулся. У него была Энн. С Энн он переживет это, переживет все, что угодно. И правда: он почувствовал себя до странности отрешенным. Может, потому, что стоял здесь с Мириам, олицетворявшей крах его юности? Он прикусил кончик языка. Внутри, как трещина в самоцвете, не видная в блеске граней, жила угроза и предвосхищение иного краха, от которого уже никогда не оправиться. Порой крах манил его как возможный выход — недаром в школе и в колледже он иногда разрешал себе завалить экзамен, который в общем-то мог сдать, и женился на Мириам против воли обеих семей и вопреки советам его и ее друзей. Разве не знал он, что не может из этого выйти ничего путного? И вот он отказался от самого крупного заказа в своей жизни, отказался безропотно. Надо поехать в Мехико и провести несколько дней с Энн. Он потратит все деньги, но что с того? Разве сможет он снова вернуться в Нью-Йорк, к работе, прежде не увидев Энн?
— Есть у тебя еще что-нибудь? — спросил он.
— Я все сказала, — изрекла она, осклабив редкие передние зубы.
4
Гай пошел домой не спеша, направляясь к Эмброуз-стрит, где он жил, по Трэвис-стрит, тенистой и тихой. На углу Трэвис и Деланси-стрит, прямо на чьем-то газоне, появилась маленькая, точно игрушечная, фруктовая лавка. Из уродливого здания Бальнеологического центра, что загромождало западную часть Эмброуз-стрит, высыпали, болтая, девушки и женщины в белых халатах, направлявшиеся на ранний ленч. Гай был рад, что не встретил по дороге никого из знакомых и что не нужно отвечать на расспросы. Он ощущал в себе некую замедленность, отрешенный покой и даже проблески счастья.
Странно, какой далекой — едва ли не чужедальней — казалась Мириам уже через пять минут после разговора с ней, и каким на самом деле неважным казалось все происходящее. Ему стало стыдно, когда он вспомнил, как в поезде терзался сомнениями.
— Все нормально, мама, — придя домой, сказал он с улыбкой.
Мать вышла навстречу, беспокойно подняв брови.
— Ну, я рада.
Она придвинула кресло-качалку и уселась, приготовившись слушать. Это была маленькая женщина со светло-каштановыми волосами, красивым, все
— И что она сказала? Ты и правда очень быстро вернулся. Я думала, вы зайдете куда-нибудь перекусить.
— Нет, мама, — он со вздохом опустился на парчовый диван. — Все в порядке, но я, возможно, не возьму заказ на «Пальмиру».
— О Гай. Почему? Или она?.. Ведь это правда, что у нее будет ребенок?
Мать, конечно, расстроилась, подумал Гай, но слишком уж слегка по сравнению с тем, что эта работа значила.
— Да, правда, — подтвердил он и начал запрокидывать голову назад, все дальше и дальше, пока не ощутил затылком холодок деревянной спинки дивана. Он вдруг подумал о том, какая пропасть отделяет его жизнь от жизни матери. Он очень мало рассказывал ей о своей жизни с Мириам. Его мать, выросшая на Миссисипи, в спокойной, счастливой семье, поглощенная сейчас, в Меткалфе, хлопотами по дому и саду, заботами о милых, верных друзьях, — что могла она понять в изначальной злобности таких натур, как Мириам? Или, например, в той скудной, неверной жизни, какую он вел добровольно в Нью-Йорке ради той или иной простой идеи, блеснувшей внезапно среди повседневной рутины.
— Так какое отношение имеет Мириам к Палм-Бич? — спросила наконец мать.
— Мириам хочет поехать туда со мной. Во временную опеку. А я этого не вынесу.
Гай стиснул пальцы. Перед ним внезапно возникло видение: Мириам в Палм-Бич, Мириам встречается с Кларенсом Бриллхартом, управляющим клуба «Пальмира». Но дело не в том — и Гай знал это — что он представляет себе, как Бриллхарт будет шокирован, несмотря на свою неизменную, спокойную вежливость, — просто Гай не мог пересилить своего собственного отвращения. Он просто не мог вынести, чтобы Мириам находилась рядом с ним, пока он работает над таким проектом.
— Я не вынесу этого, — повторил он.
— О, — только и выговорила мать, но молчание ее уже было осознанным. Что бы она ни сказала, подумал Гай, ей бы пришлось непременно напомнить ему, как она всегда была против этого брака.
— Нет, ты не вынесешь этого, — промолвила она наконец, — во всяком случае столь долгий срок.
— Да, не вынесу, — он встал, обхватил ладонями ее мягкое лицо. — Мама, мне все равно, — сказал он, целуя ее в лоб. — Мне просто наплевать.
— Не верится что-то. Почему это вдруг?
Он отошел на другой конец комнаты и уселся за пианино.
— Потому что я еду в Мехико, к Энн.
— Да что ты, правда? — просияла она, и радость первого утра с вернувшимся сыном победила окончательно. — Ах, ты, бродяга!
— Хочешь со мной в Мехико? — он улыбнулся через плечо и доиграл сарабанду, разученную еще в детстве.
— В Мехико! — притворно ужаснулась мать. — Мустанг до Мехико не доскачет. Может быть, на обратном пути заедешь ко мне вместе с Энн?
— Может быть.
Она подошла и робко положила ему руки на плечи:
— Иногда, Гай, мне кажется, что ты снова счастлив. В самые лучшие твои минуты.
5
«Что случилось? Напиши немедленно. А еще лучше позвони, я оплачу. Мы задержимся в Рице еще на две недели. Мне так тебя не хватало в дороге, просто позор, что мы не могли лететь вместе — но я понимаю. Каждую минуту желаю тебе добра, дорогой мой. Скоро все это кончится, и мы заживем. Что бы ни случилось, расскажи мне — будем бороться вместе. Мне часто кажется, что ты один не умеешь — я имею в виду — бороться.