Чудо
Шрифт:
— С ней все хорошо, Ави. Все в порядке.
Мама и папа вернулись домой через два часа. Как только они открыли дверь — одни, без Дейзи, — мы поняли, что ее не стало. Мы все сели в гостиной вокруг горы ее игрушек. Папа рассказал, как все было: врач сделал Дейзи рентген и взял анализ крови, а потом вернулся и сообщил, что у нее огромная опухоль в желудке. Ей уже было трудно дышать. Мама и папа не хотели, чтобы она мучилась, поэтому папа взял ее на руки, так, как обычно — ее лапы торчали в воздухе, — а мама целовала и целовала ее на прощание и шептала ей на ухо ласковые слова. Ветеринар воткнул иглу ей в лапу, и примерно через минуту она умерла на руках у папы. Умиротворенная, говорит папа. Ей уже было совсем не больно. Она как будто просто заснула. Пока папа рассказывал, у него несколько раз срывался голос, и он откашливался.
Я никогда раньше не видел, как папа плачет, но сегодня увидел. Я побрел в спальню к родителям — искал маму, чтобы она уложила меня в постель, — а там на краю кровати сидел папа и снимал носки. Он сидел спиной к двери и не заметил меня. Сначала мне показалось, что он смеется, потому что у него тряслись плечи, но потом он закрыл ладонями лицо, и я понял, что он плачет. Это был самый тихий плач на свете. Как шепот. Я собирался подойти к нему, но потом подумал, что он плакал шепотом, потому что не хотел, чтобы его услышали. Поэтому я вышел из комнаты и отправился к Вие и увидел, что рядом с ней на постели лежит мама и что-то говорит ей на ухо, а Вия тоже плачет.
Тогда я пошел к себе, залез в кровать и надел пижаму — без всяких напоминаний — и включил ночник. И выключил большой свет, и забрался под груду мягких игрушек, в которой прятался этим вечером — хотя мне казалось, что это было тысячу лет назад. Я снял слуховой аппарат и положил его на тумбочку, натянул одеяло на голову.
Я представлял, как ко мне прижимается Дейзи, а ее большой мокрый язык лижет мне лицо, как будто это ее самое любимое лицо на свете. Так я и заснул.
Небеса
Когда я проснулся, была еще ночь. Я вылез из постели и пошел в спальню к родителям.
— Мама? — прошептал я. В темноте было не видно, проснулась она или нет. — Мама?
— Что случилось, сынок? — спросила она.
— Можно мне к вам?
Мама подвинулась к папе, а я прильнул к ней. Она меня поцеловала.
— Как твоя рука? — сказал я. — Вия сказала, Дейзи тебя укусила.
— Ерунда, даже царапины не осталось.
Я расплакался.
— Мам… Прости меня за то, что я сказал.
— Ш-ш-ш… Тебе не за что просить прощения, — сказала она еле слышно. Она прижалась щекой к моей щеке.
— Вия меня стесняется, да?
— Нет, милый, нет. Ты и сам знаешь. Она всего лишь приспосабливается к новой школе. Это непросто.
— Знаю.
— Я знаю, что ты знаешь.
— Прости, что назвал тебя вруньей.
— Засыпай, малыш… Я тебя очень люблю.
— И я тебя тоже люблю, сильно-сильно.
— Спокойной ночи, мой хороший.
— Мама, а Дейзи сейчас с бабушкой?
— Думаю, да.
— На небесах?
— Да.
— А когда люди попадают на небеса, они выглядят так же, как на земле?
— Не знаю. Вряд ли.
— И как же они друг друга узнают?
— Не знаю, сынок. — Ее голос звучал устало. — Просто чувствуют. Для того чтобы любить, глаза не нужны, правда же? Ты чувствуешь любовь, и все тут. Вот так и на небесах. Если любишь человека, то это навсегда. И ты обязательно его узнаешь.
Она снова меня поцеловала.
— А теперь спи, сынок. Очень поздно. И я страшно устала.
Но я не мог заснуть даже после того, как заснула мама. Я слышал, как дышит папа и даже как дышит Вия в своей комнате, — или мне это казалось. Интересно, спит ли сейчас Дейзи на небесах? И если спит, то, может, видит во сне меня? И как это — попасть в рай, где никто, никто не обращает внимания на твое лицо? Как не обращала внимания Дейзи.
Дублерша
Через несколько дней после смерти Дейзи Вия принесла домой три билета на школьный спектакль. Мы больше ни разу не возвращались к той ссоре за ужином. В день премьеры, когда они с Джастином уходили пораньше, чтобы подготовиться к спектаклю, Вия крепко меня обняла и сказала, что любит меня и гордится тем, что она моя сестра.
Я в первый раз шел в новую школу Вии. Она была огромная: намного больше, чем ее старая школа, и в сто раз больше, чем моя. Коридоры широкие, потолки высокие. Единственный серьезный минус моего Лобот-аппарата — поверх него нельзя надеть бейсболку, а бейсболка порой бывает очень полезна. Иногда мне хочется снова спрятаться под старым космонавтским шлемом, который я носил, когда был маленьким. Хотите верьте, хотите нет, но ребенок в шлеме удивляет людей намного меньше, чем ребенок с лицом, как у меня. Ну да ладно, в общем, я опустил голову пониже и потопал за мамой по этим длинным светлым коридорам.
Мы последовали за толпой к зрительному залу, у входа в который школьники раздавали программки. Нашли свои места — в пятом ряду, почти посередине. Как только мы уселись, мама принялась шарить в сумочке.
— Не может быть! Очки забыла! — воскликнула она.
Папа покачал головой. Мама всегда забывала очки, или ключи, или еще что-нибудь важное — то одно, то другое. Такая уж она есть, и ее не переделаешь.
— Может, пересядем поближе? — спросил папа.
Мама сощурилась на сцену.
— Да нет, и отсюда нормально видно.
— Смотрите, Джастин! — Я показал им фотографию Джастина в программке.
— Хорошо получился, — кивнул папа.
— А почему тут нет Вии? — спросил я.
— Она дублерша, — ответила мама. — Но гляди-ка: вот ее имя.
— Что значит дублерша?
Мама протянула программку папе:
— Ничего себе! Взгляни на фото Миранды. Я бы ее не узнала.
— Так что значит дублерша? — повторил я.