Чудо
Шрифт:
— Пожалуй, у меня нет иного выбора.— Аманда с трудом поднялась на ноги.— Когда мне лучше прийти к Кену?
— Думаю, в полдесятого будет в самый раз. К тому времени доктор Клейнберг завершит осмотр.
— Я приду раньше. Спасибо вам за все.
Выйдя из больницы и сев в свою взятую напрокат машину, Аманда осознала, что все еще держит в руке желтый конверт с фотокопией дневника Бернадетты. Тут ей пришла мысль: уж если Кену все равно не удастся прочитать эти записи до утра, то можно принести ему завтра другую копию из тех, что лежат в гостиничном номере, а эту поскорее передать Лиз Финч. Лиз получит такую тему, какая у журналиста бывает раз в жизни. Подобной
Вместо того чтобы поехать сразу в гостиницу, Аманда сделала крюк, чтобы заскочить в палатку для прессы. Она припарковала автомобиль у границы территории святилища. В этот поздний час улицы Лурда были практически пусты. С конвертом в руке Аманда подошла к палатке, откинула полог входа и шагнула внутрь.
Внутри палатка была ярко освещена. Но работали там всего три корреспондента. За столом Лиз Финч никого не было. Его хозяйка наверняка видела уже не первый сон, поэтому Аманда решила оставить свой подарок Лиз на столе вместе с короткой запиской.
Подойдя к столу, она присела на крутящийся стул, нашла красный карандаш и крупными печатными буквами написала на желтом конверте:
«ДЛЯ ЛИЗ ФИНЧ, АПИ.
ЛИЧНО И ОЧЕНЬ ВАЖНО»
Затем Аманда отыскала листок бумаги для заметок и торопливо нацарапала на нем:
«Дорогая Лиз!
В Бартре я наткнулась на золотую жилу. Здесь копия купленного мною дневника Бернадетты — та его часть, которой не видела церковь. Почитай. Из этого может получиться новость года — прославишься. Только не делай ничего, пока не поговоришь со мной. Я сообщу тебе все детали. Кен сейчас в больнице. Буду у него в девять тридцать. Думаю, что смогу встретиться с тобой в отеле около одиннадцати.
Перечитывая свою записку, Аманда засомневалась, стоит ли ее оставлять на виду у всех на столе Лиз. У других репортеров, которые работают с Лиз за одним столом или просто проходят мимо, может возникнуть искушение прочитать, а то и конфисковать дневник. Интересно, а где Лиз получает свою личную почту? Задавшись этим вопросом, Аманда осмотрела внутренность палатки более внимательно. И увидела то, что проморгала, когда входила сюда. У палаточной стены стройными рядами стояли ящики, напоминающие банковские ячейки. Их было много, наверное, несколько сотен. Перед ними чуть сбоку устроилась охранница, плотная женщина средних лет в униформе; она сидела за массивным столом и читала книгу.
Аманда быстро сложила записку и сунула ее в желтый конверт. Превозмогая усталость, поднялась на ноги и приблизилась к охраннице.
— Извините, мадам,— вежливо обратилась к ней Аманда,— а где здесь оставляют репортерам частную почту? В этих ящиках?
— Да, у каждого аккредитованного репортера есть свой запирающийся ящик и собственный ключ.
— Великолепно. Я как раз хотела оставить кое-что личное американской журналистке Лиз Финч.
— Можете оставить эту вещь мне, и я передам ее по назначению.
Охранница выглядела человеком положительным и заслуживающим доверия, но Аманде не хотелось рисковать, учитывая то, каким трудом далась ей эта ценная находка.
— Если не возражаете, я бы предпочла сама положить это в ячейку.
— Как пожелаете.— Женщина выдвинула средний ящик тумбы своего стола и достала оттуда справочник в картонной обложке.— Так, Лиз Финч, ящик номер сто двадцать шесть.
Взяв связку ключей, охранница встала
— Можете положить конверт сюда. Здесь он будет в целости и сохранности.
Внутри ящика Аманда разглядела какие-то другие конверты, пластинки жевательной резинки «Дентин», несколько пачек сигарет и коробку мятных таблеток «Альтоид». Усмехнувшись про себя, Аманда засунула свой драгоценный конверт из плотной желтой бумаги в ячейку — в дополнение к этому мусору.
Женщина захлопнула дверцу и медленно, с демонстративной тщательностью заперла ее ключом.
— Ну вот, теперь можете быть спокойны. Ваш конверт получит только мисс Финч, и никто другой.
— Огромное вам спасибо,— поблагодарила Аманда.
С чувством выполненного долга она проследила за тем, как женщина возвращается за свой стол. Стало приятно при мысли о том, что она подарила подруге настоящую новость-бомбу. Аманда потянулась всем телом, и боль в мышцах еще раз напомнила ей, до чего же она устала. Она медленно дошла до машины и наконец поехала в гостиницу. Ей нужно было как следует выспаться, чтобы с утра взяться за дела с новыми силами.
Той же ночью, в одиннадцать часов тридцать две минуты, Микель Уртадо тихо встал с постели, уверенный, что Наталия не слышит его и проспит сном младенца до самого утра. Медленно одевшись, он некоторое время искал ключи от арендованного им европейского «форда». Уже уходя, он бросил взгляд на мирно спящую Наталию. Сердце сжалось от сожаления, что им приходится расстаться. Он выскользнул из номера, осторожно запер дверь и направился к лифту, на встречу с баскской судьбой.
Выйдя из гостиницы «Галлия и Лондон», Уртадо свернул направо, на улицу Бернадетты Субиру. Чем ближе он подходил к углу, тем больше нарастало напряжение внутри. За последние три дня он дважды выходил на этот угол, и всякий раз у входа на пандус, ведущий к святилищу, стоял пост лурдской полиции. Для Уртадо это не стало особым сюрпризом, ведь Ивонна сообщила ему, что полиция будет дежурить у пандуса вплоть до пятницы, а усиленное наблюдение за объектом в целом будет снято не ранее сегодняшнего вечера.
Только сейчас Уртадо осознал, что, если бы не Наталия, он давно спятил бы от переживаний и стресса. Само ее присутствие на протяжении трех суток удивительным образом успокаивало его и отвлекало от черных мыслей. Она была постоянно рядом с ним все последние семьдесят два часа — утром, днем, вечером. В жизни он еще не встречал подобной девушки. Несмотря на свой недуг, она неизменно была весела и жива. Она была остроумна и не упускала возможности пошутить над ним, когда они просыпались утром, чтобы заняться любовью. Страстная и безрассудная во время соития. Серьезная и набожная в гроте, куда ходила каждый день поздним утром и после обеда. Пленявшая умом и рассудительностью во время бесед за обедом и ужином. Безгранично женственная и чувственная вечером, когда снова наступала пора любви. Уртадо никогда раньше не думал, что женщина может столь полно и щедро дарить мужчине радость, отдаваясь ему всей своей плотью. Наталия была настоящим чудом, единственным и неповторимым. С головы до пят она являла собой красоту, от которой захватывало дух. Какие-нибудь два часа назад они вместе взмыли в поднебесье страсти, после чего она уснула. И тогда Микель впервые испытал колебания относительно целесообразности своей миссии.