Чудо
Шрифт:
– Заканчивай изображать поруганное достоинство! – заорала я брату.
– Ты что здесь устроил?
– Я устроил? Да я ещё ничего не устраивал! Но обязательно устрою, когда этот хрен напялит свои гребаные портки. А пока отвинчу голову тебе!
Щёлкнул замок. Уже в джинсах, но всё ещё с голым торсом, Том вышел из спальни.
– Я тебе отвинчу! Малыш, ты в моей рубашке.
– Малыш?
–
Я метнулась в ванную, оставив дверь открытой, чтобы слышать, что происходит в комнате.
– Милый?
– Ты теперь только вопросами разговариваешь? – В голосе Тома звучала откровенная насмешка.
– Я тебя сейчас урою, придурок!
– уже не так уверено, но всё ещё достаточно громко вторил ему Николас.
– Да успокойся ты, урывальщик. Чего разорался? Да, мы встречаемся. Великое дело!
– Что значит, встречаемся? И давно?
– Давно. С Рождества.
Когда я вернулась и отдала Тому рубашку, он оделся и по привычке по-хозяйски притянул меня к себе.
Николас немедленно сделал стойку.
– Убери от неё свои руки.
– И не подумаю. Лучше сядь, поговорим спокойно.
Неожиданно Николас послушался. Он сел на диван и с хмурым видом уставился на меня.
– С какого Рождества ты с ним встречаешься?
– С этого.
– Но ты же была в Сан-Франциско!
– Была. Вместе с ним.
– Ты тоже приезжал? – он недоверчиво скосил глаза на Тома.
– Да.
– И ничего никому не сказал?
– Ничего никому.
– Значит, твоя болезнь… - брат снова обратился ко мне.
– Да, - кивнула я.
– Ну кто бы мог подумать! Моя сестра и мой лучший друг!
– Моя сестра и мой лучший друг! Ну кто бы мог подумать!
Пьяный Николас сграбастал меня в объятья, почти раздавив, и слюняво расцеловал в обе щёки! Я с опаской поглядывала на службу охраны аэропорта, боясь, как бы брата не сняли с рейса за пьяный дебош. Хоть мы и влили в него пару литров кофе, Ник всё ещё не отошел от передозировки алкоголем, которым накануне сначала заливал горе из-за потери друга, а после праздновал моё окончание университета, постепенно приходя к мысли, что друга ему терять вовсе не обязательною
– Только не целуйтесь, умоляю. А то меня стошнит!
– Теперь знаешь, что чувствую
– парировал Том.
– Это - другое.
– Это - тоже самое. Просто с вами все уже смирились, а про нас ты только что узнал.
– И всё равно. Мне не по себе, когда вы обнимаетесь. У меня братский рефлекс.
– Что ещё за рефлекс? – влезла я.
– Как вижу, что кто-то тебя лапает тебя, сразу же тянет вмазать.
– Вот давай и вмажем! – Том поднял бокал с пивом. – За самую прекрасную девушку на свете. За твою сестру и мою любимую. За тебя, чудо!
Вечером, вернувшись ко мне, мы еле выпроводили Николаса из своей спальни. Тот всё порывался защитить честь сестры, и взять слово с Тома, что он не притронется ко мне до свадьбы. Том выставил его на диван в гостиную и закрыл дверь на защёлку.
– С него станется ночью залезть проверить.
– Если Ник так отреагировал, то что скажут остальные? – волновалась я.
– А что они могут сказать? Ну, покричат немного. Мы с тобой взрослые люди. Я люблю тебя, ты любишь меня, что нам до остальных?
– Но это же родители.
– Если тебя это беспокоит, давай скрываться дальше. А у Николаса мы слово возьмём, что он ничего никому не скажет.
– Вы требуете от меня невозможного, – стенал брат на следующее утро. – Джулз и мама из меня душу вытрясут, пока я не расскажу как ты живёшь, как выглядишь и что у тебя в холодильнике.
– Вот и расскажи, что живу я нормально, и выгляжу как всегда.
– Думаешь, их это удовлетворит?
– Ну, тогда скажи, что я полна энтузиазма продолжать работать в университете. Кстати, это совсем не далеко от истины.
После написания диплома мне предложили остаться на кафедре, помогать профессорам собирать материалы для дальнейших исследований. Мы уже говорили об этом с Томом, и он полностью меня поддержал.
– Если это то, что тебе нравится, не вижу смысла что-либо менять. Единственно, нам придётся подыскать квартиру где-нибудь посередине между моей работой и твоим университетом.
Весь следующий месяц я занималась разъездами, встречалась с риэлторами, осматривала предложенные варианты. Наконец, квартира была найдена, Томом одобрена, залог внесён, и в начале лета мы должны были съехаться.
Глава 8
Последний день перед переездом я провела у себя, заканчивала паковать вещи. Когда Том позвонил, было уже десять вечера.
– Только что освободился. Это гребанное заседание гребанной бюджетной комиссии! Не думал, что закончим в этом гребанном веке. Все выжаты, как гребанные лимоны.