Чудовищ нет
Шрифт:
1
Я купил в продовольственном двести граммов сыра сулугуни, сочащегося беловатой мутной сывороткой, румяный батон за пять семьдесят с хрустящей коркой и полкило сосисок со странным названием «Настоящие». Спрашивается: остальные тогда какие? Ненастоящие? Стоили сосиски недорого, дешевле были только «Студенческие», которые покупали разве что котам. Дорогих «Молочных» я покупать не стал – те же перья, крылья, ноги и хвосты, только в два раза дороже.
Так я и топал с батоном, сыром и сосисками в полиэтиленовом
Ее бы и слепой увидел. Точнее, слепой бы, конечно, не увидел, а любой другой человек, даже с очень слабым зрением, – обязательно. Потому что машина была ярко-алого цвета. А то, что не было алым – ободки на фарах, олень на капоте, бампер, колпаки и тому подобное, – зеркально сверкало под солнцем.
Алая «двадцать первая» «Волга» стояла напротив нашего дома, у коттеджа Суриковых, который те намедни продали. Суриков работал на таможне и, как следовало ожидать, попался на взятке. Дом был оформлен на жену, и та поспешила его продать, благо сам Суриков – мужик злобный, хитрый и волосатый, словно орангутанг, – отправился в КПЗ. В городе у него был еще один дом, куда и переместилась их семейка, а на «Волге», надо думать, прибыли новые хозяева. Машина старая, таких уже сто лет не выпускают, но выглядит так, будто только что сошла с конвейера… Хотя вряд ли такие делают поточно, наверняка трудились умельцы по спецзаказу.
Пока что я увидел двоих: приземистого седоватого мужика лет сорока пяти в шортах и джинсовой рубашке и очень красивую женщину, похожую на певицу Шер. То ли грузинка, то ли гречанка…
Бабка уже отиралась возле калитки, наблюдая, как приезжие разгружают одноосный прицеп.
– Все носють и носють, – сказала она мне доверительно. – Чемоданы и узлы. Булку купил?
Бабка была великая охотница до мягких булок и прочей сдобы.
– Купил, ба. Батон.
– Нявли рожков не было?
– Не было. И сладкое тебе нельзя. Диабет.
– Дебет, дебет… – согласилась бабка со вздохом. – А что, отец собирался приходить? А то в курятнике дверка с петли оторвалась.
– Я сам приделаю, ба.
– Ты приделаешь…
Я отнес продукты в дом, выбрал из тарелки яблоко посимпатичнее, взял книжку и вернулся во двор.
Прицеп почти разгрузили. Мебель, наверное, привезут потом, на грузовике или, может, контейнером по железке. Быстро они управились… А вот и третий сосед пожаловал. Вернее, соседка.
С суриковского крыльца спустилась девчонка. В узких голубых джинсах и простой черной футболке. На вид – моя ровесница, симпатичная. На мать похожа, только у той волосы черные, а у этой светлые, длинные, пушистые…
– Вот табе и подружка, – сказала кровожадная бабка. У нее был конек: желание поскорее меня женить. Почему она решила, что в мои годы это уже пора сделать, я не понимал, но бабка регулярно поднимала эту тему. Школу не даст закончить.
– Тебе, ба, все подружек мне искать… Рано мне жениться! – буркнул я, сел на скамеечку, раскрыл «Рыцаря из ниоткуда» Бушкова и углубился в чтение.
– Вот заберут в Гавнистан воевать, тогда наплачесся, – заключила бабка.
Для нее любая война уже много лет была «Гавнистан», потому что бабка никак не могла понять, с кем и зачем мы можем воевать, к примеру, в Чечено-Ингушской Автономной Советской Социалистической Республике. Еще бабка до сих пор была уверена в грядущей и неизбежной войне с Америкой – в доме у нее имелся сундук, где хранились спички, окаменевшая соль в пачках, рафинад, а также макароны. Макаронный НЗ она периодически меняла – старые, в которых заводились жучки и червячки, отправлялись на корм поросятам, а на рынке закупались новые (самые дешевые, серо-желтые, в больших бумажных пакетах).
Оторвал меня от чтения новый хозяин суриковского дома, чего я никак ожидать не мог. Он подошел к нашей ограде, положил на нее руки с короткими толстыми пальцами и спросил:
– Привет, сосед! Молоток есть?
– Чего? – Я, полностью погруженный в злоключения Сварога в Хелльстаде, не сразу вернулся в реальность. – А?
– Молоток есть? – повторил он. Сквозь расстегнутый ворот его рубахи клоками торчала седая курчавая шерсть. Еще один орангутанг, подумал я машинально и поднялся.
– Конечно. Запросто. Здравствуйте.
Я вернулся с молотком – выбрал из батиного инструментария что было приличнее, на новой рукоятке – и вручил его соседу. Тот ловко подбросил молоток в руке и поинтересовался:
– Звать-то как?
– Леха. Алексей.
– А я – Стефан Антонович. Не Степан, прощу заметить, а Стефан, – наставительно сказал он, пожимая мою руку через заборчик. – Но если и Степаном назовешь, тоже не обижусь. Заходи в гости, как обустроимся.
– Спасибо. Чего ж не зайти.
Черта с два я собирался к ним заходить, конечно. Мужик он вроде ничего, но в друзья набиваться не желаю. Хотя девчонка, конечно, классная. Интересно, где она учиться будет?
Да и молоток… Что он, переезжал в новый дом и молотка не купил? С собой не привез?
Тут бабка подкралась ко мне сзади и нудно забормотала:
– А курятник недоделанный. Недоделанный. Курей всех не словишь потом, пойдут в огороды, шло кобель чей унесет… Помидоры поклевают, ругань пойдеть…
– Ба, ну сейчас я.
Я со вздохом отложил Бушкова и пошел ремонтировать дверь. Куры, которые, по идее, должны быть благодарны мне за благоустройство жилья, дико шумели и пытались по очереди пробраться в щель, а петух Борька норовил меня клюнуть. Зараза. Не любил я его никогда, решит бабка зарезать, самолично башку отсеку.
Провозившись с полчаса, я гордо заманил бабку в курятник и показал свое творчество. Она критически подергала дверь, сморщила и без того морщинистое личико и сказала тоном миллионера, которому предложили за неимением другого транспорта проезжего частника на «четыреста двенадцатом» «Москвиче», а он опаздывает на аудиенцию к президенту, и отказываться смерти подобно.