Чудовищ нет
Шрифт:
– Привет! – сказала она улыбаясь.
При ближайшем рассмотрении она оказалась еще симпатичнее. В левом ухе блестела золотая сережка-гвоздик в виде маленького черепа. Вот тебе раз! Панкует, что ли?
У нас в городе панков хватает: ходят в рванине, в джинсах, обрисованных шариковыми ручками, на головах гребешки. Правда, гребешки хитрые: пока ходишь как крутой – мылом его или сахарным сиропом, а чуть в школу или там в опасное место, где навешать могут, водичкой смыл – и выходит почти приличная челочка. Таких, что «по жизни» панки, мало. Раньше
– Привет, – сказал я, откладывая книгу.
– Бушков, – констатировала она. – Люблю Бушкова. Читал «Пиранью»?
– Читал.
– Здорово. Меня Лариса зовут. Можно просто Лора.
– Знаю. Папундель твой сказал.
– Кто? А… Папа?
– Он. А меня зовут Леша, Алексей. Можно Леха.
– А можно, я буду тебя звать Алекс?
– Зови. – Я пожал плечами. А что, красиво. Пусть зовет. – Ты заходи, чего мы через забор хрюкаем…
Она хихикнула и перепрыгнула через штакетник. Только что стояла по ту сторону, и вот она уже здесь, причем сделала это без видимого напряжения, будто перешагнула. А штакетник, между прочим, метр с хвостиком.
– Ого! – сказал я.
– Я легкой атлетикой занималась, – почему-то смущенно сказала она, присаживаясь на лавочку. – Три года.
– А я ничем не занимался. У нас секция баскетбола была, но я ростом не вышел… Да и не люблю его. Я бы в большой теннис играл, но в городе только один корт, на стадионе, там вечно местные крутые тусуются. На бетоне. Полтинник час.
– Ну, о чем будем… хрюкать? Что тут у вас интересного есть? – спросила она, перебирая пальцами лепестки на бабкиных ромашках, высеянных под заборчиком.
– Да ничего… – А и правда, что у нас тут интересного? Два кинотеатра, куда почти никто не ходит, ночной клуб с ломовыми ценами… – Скучно у нас, если честно.
– Ну, это можно пережить! – Она ничуть не опечалилась. – Зато город красивый.
– А вы где раньше жили? – закинул я удочку.
– Далеко. В Киеве.
– Тоже красивый город, только я там не был. А к нам надолго?
– Дом купили, значит, надолго, – сказала она, глядя в землю. Черепушка в ухе ослепительно блестела на солнце.
– А черепок зачем? – спросил я.
– Красиво. Разве нет?
– Красиво… Но в школе подумают, что ты панкушка.
– А я панк-рок и правда люблю.
Номер. Девчонка любит панк-рок. Ладно бы «Нирвану» какую, таких куриц у нас хватает, особенно мелких: напялят футболки «Кто убил Курта Кобейна?»… А никто его не убил, сам нажрался и застрелился.
– Я, в принципе, тоже… Хотя я все помаленьку слушаю. Погоди, а твой отец сказал, что ты в нашу школу будешь ходить, в шестую.
– Да мне-то все равно. В шестую так в шестую. Но, конечно, если ты там учишься, это хорошо. Веселее будет.
– Ну, до школы еще дожить надо, – философски сказал я.
Лето было в самом разгаре, и о занятиях думать совершенно не хотелось. Особенно о том, что мне осталось учиться всего год, а там уже пора озаботиться, как бы в институт поступить и от армии откосить…
О будущем я размышлять не любил и потому резко сменил ход мыслей, спросив Ларису:
– Лор, а твой отец кто по профессии?
– Историк. И мама тоже. Они ученые, пишут книги.
Так я и думал. Загадочная с виду семейка оказалась просто парочкой слишком умных людей. Трактаты пишут. Чего им в Киеве делать, в самом деле.
– А ты с бабушкой живешь? Я видела, старенькая такая…
– У бабушки я живу временно, летом, – объяснил я. – Надежда и опора. А вообще живу в центре.
– Покажешь мне город?
– Покажу.
– Только вечером, а то мне еще вещи разбирать нужно. Я зайду, ладно?
– Договорились.
– Я ожидал, что она снова выкинет свой трюк с перепрыгиванием заборчика, но Лариса вышла через калитку, аккуратно прикрыв ее за собой.
Нехорошо смотреть человеку в спину, но я проводил ее взглядом до самого крыльца. Нормально. Сегодня вечером все знакомые будут валяться. Что за девчонка, откуда такая? Наши доморощенные красавицы просто отдыхают. Удавятся небось… Черт с ней, с Танькой, когда такая девчонка живет по соседству и просит город показать.
Вы бы на моем месте как поступили?
То-то же!
Наблюдавшая мою тщательную подготовку к демонстрации города бабка пришла в восторг.
– Куды собрался-то? – спросила она в трепетном ожидании, приглушив звук дневного повтора очередного сериала.
– Погулять, ба.
– Я сунул намыленную голову под кран. Чертов «Хэд энд Шоулдерс», щиплет-то как! Паленый, что ли?!
– Моисея… Бреисся… – бормотала бабка. – С девкой соседской небось?
– Угу.
Чего скрывать, все равно ведь подсмотрит старая.
– И правильно. И так и надо. Подружка табе…
– Ба, уймись! – взвыл я.
Бабка сунула мне пахнущее лавандой махровое полотенце и спросила:
– Погладить, можеть, чего надо?
– Футболку, – кивнул я. Бабка, как ни крути, гладила лучше меня. Опыт…
Короче, когда Лариса позвонила в дверь, я был при полном параде: в белой футболке, черных джинсах и своих любимых армейских ботинках. Бабка уговаривала меня надеть «тухли», но я не поддался на эту провокацию. Лариска пришла в том, во что была одета днем. Судя по всему, особенным украшательством она не занималась и даже, по-моему, не красилась. Хотя ей это и не нужно.
– Здравствуйте, бабушка! – приветливо сказала она бабке, делавшей вид, что она уже посмотрела сериал и теперь изучает газету «Известия» (без очков бабка ни черта не видела, да и читать могла не слишком-то бойко, но Лариска про то не знала).
– И здравствуй, милая, – с готовностью отозвалась бабка.
– Пойдем, – буркнул я, зная, что от бабки можно всего ожидать, язык что помело.
– Мы вышли с нашего дворика и двинули в направлении троллейбусной остановки.
– Тебе чего показывать-то?