Чудовища не ошибаются
Шрифт:
Боже ты мой… Как теперь работать?..
Оказалось — прекрасно можно работать. И если я смущалась, то Разумовский — нет. Ходил и обращался ко мне как ни в чём не бывало, только в отсутствие посторонних иногда хлопал по попе или просто поглаживал по бедру.
А после того «случая»… на диване… Влад вообще меня поразил. Когда он выскользнул из меня, оказалось, что на брюках у него осталось мокрое пятно. Весьма недвусмысленное.
— Ой, — прошептала я смущённо, но Разумовский не дрогнул: подошёл к своему столу, выдвинул ящик и достал оттуда новенькие
— А как иначе, Лесь? Ты сама на меня кофе разливала. Да и я тоже, бывало, опрокидывал на себя что-нибудь. А как проводить важные переговоры без брюк? Вот и держу пару тут у себя про запас.
— Сейчас это явно был не кофе, — пробормотала я, и Влад хмыкнул, смутив меня окончательно.
— Вообще это ерунда, Лесь. А вот незакрытая дверь — не ерунда…
Я вздрогнула и с ужасом покосилась на эту самую дверь. Как же я не подумала?! Как же он не подумал?!
Разумовский начал спокойно переодевать брюки, а я всё пыталась представить, что было бы, если кто-нибудь вошёл и увидел… и медленно заливалась краской.
— На будущее, — Влад встал, оглядел себя с ног до головы, подошёл к двери и ткнул пальцем в маленькую серебряную панель с двумя кнопками, что висела справа от неё, — вдруг я опять окажусь не в состоянии соображать. А я, скорее всего, окажусь. Верхняя кнопка — вызов охраны. Нижняя — блокировка двери. Как заходишь — сразу нажимай. Лучше перебдеть, чем потом… хм… выписывать кому-то премию в обмен за молчание.
— А зачем здесь вообще… эта кнопка?
— Понятия не имею. Когда мы въехали в этот офис пять лет назад, она уже была, и я не стал снимать панель. Надо же, — Влад хмыкнул, — пригодилась…
Разумовскому, в отличие от меня, было смешно и весело в этот момент. Я же… честно говоря, я с трудом на него смотрела. И не только из-за мыслей о наших возможных зрителях. Ещё я всё время вспоминала, как мы… и как он… В общем, я всегда была хорошей девочкой, а тут вдруг трах на рабочем месте. Хоть в церковь иди каяться…
А боссу хоть бы хны. Работал спокойно, улыбался мне, требуя, чтобы я называла его Владом и на «ты». Давалось мне это с большим трудом…
Мне было тошно. Я всегда знала, что так бывает — когда с одной стороны тебе хорошо и даже замечательно, а с другой хочется забиться в какой-нибудь уголок и никуда оттуда не выходить.
Я понимала — Разумовский просто пользуется мной. Сначала я была игрушкой для троллинга, пусть даже безобидного, а теперь стала игрушкой для секса.
Сколько это продлится?.. Когда я ему надоем?..
Я думала об этом, в среду утром оформляя переговорную. К боссу приехали два его важных партнера, и он почему-то решил побеседовать с ними именно там, а не в своём кабинете, хотя для меня это было бы проще.
Пока денежные мешки где-то шлялись, я приготовила всем троим кофе, поставила его на стол, притащила букет свежих тюльпанов для красоты, бутылки с водой, ручки, бумагу. И как раз когда я клала очередную
Я страдальчески вздохнула. Ручек я принесла три. Идиотка. Либо надо сейчас идти за новой, либо доставать эту. Либо делать вид, что две ручки вместо трёх — это нормально. Нет, за подобное Разумовский мне голову снимет. Сначала трахнет, а потом снимет.
Я заглянула под стол. Искомое обнаружилось довольно далеко, в самом центре этого жуткого огромного стола овальной формы. Может, проще сходить?..
Но нет. Мы не ищем лёгких путей, правда?
И я полезла под стол. Полы тут всё равно настолько чистые, что с них есть можно — юбку не испачкаю.
Пыхтя, я доползла до ручки, схватила её в зубы — и только хотела поползти обратно, как вдруг услышала приглушённые голоса.
А потом дверь открылась, и в переговорную вошёл босс в сопровождении двоих своих элитных партнёров.
Кошмар… Это хуже не прозвонившего будильника… Какой позор!
Может, не вылезать? Пусть договорят, уйдут, а я потом вылезу… По идее, они не должны меня увидеть. Я в самом центре стола… Если только кому-нибудь придёт в голову специально заглядывать под стол.
Пока я предавалась мучительным рассуждениям, Разумовский, увлечённо балакая по-английски, усаживал своих партнеров. Они пили кофе, смеялись, а я сидела под столом и представляла, как сейчас выползу на свет божий и, пробубнив «Сорри», потопаю к выходу.
Пожалуй, после подобной выходки мне действительно понадобится вазелин.
Нет, лучше тут посидеть. Телефон в приёмной, конечно, разрывается, но десять пропущенных звонков Разумовский, может, и простит. А вот картину под названием «Явление Олеси иностранному народу» — вряд ли.
Так что сиди, детка, сиди…
Со скуки я начала рассматривать то единственное, что было у меня перед глазами. Ну как единственное… Три пары мужских ботинок и брюк.
Иностранцы были в серых костюмах и чёрных лакированных туфлях. Лакированных настолько, что в них можно было посмотреться, как в зеркало. Американцы…
У Влада всё было наоборот. Чёрный костюм, тёмно-серые замшевые ботинки. Мне всегда нравилась замша… но я её никогда не носила. Не практично, а то, что не практично — дорого.
Один из американцев вдруг опустил руку под стол и почесал бедро. Смачно так почесал. И зря он это сделал… На нервной почве меня пробил такой хохот, что пришлось зажать ладонями рот изо всех сил и набрать воздуха в грудь. Даже слёзы из глаз полились, так я старалась не заржать…
Тихо-тихо, Леся. Ничего страшного не случилось. Подумаешь, бедро почесал… Живой же человек, не манекен. Вот у него и зачесалось. Хватит ржать!! Хватит, я сказала!!
Наверное, я всё же издала какой-то невнятный звук, хотя очень старалась этого не делать. Во всяком случае, Разумовский вдруг уронил на пол ручку, извинился, нагнулся, чтобы поднять её — и посмотрел прямо на меня.