Чудовища в янтаре-2. Улица моя тесна
Шрифт:
Доран-ан-Тег опередил. Отсеченная огромная голова гулко грянулась на мостовую, хлынул фонтан черной крови. Сворог вовремя отскочил — и чтобы его не забрызгало, и чтобы уберечься от бившегося в судорогах обезглавленного туловища, длиной, пожалуй что, побольше десяти уардов — тут все пятнадцать будет…
Поймав топорище, размахнулся и отправил Доранан-Тог в полет — над набережной мелькнул косо наклонившийся туманный диск с рубиновой полосой по кромке. Топор смахнул голову ближайшей змее, словно ребенок снес одуванчик хворостиной, еще одной, метнулся к третьей, гнавшейся за улепетывающим во все лопатки моряком в бирюзовом камзоле торгового флота, с цветастым платком на шее. Смахнул и ей башку, а потом вернулся к Сварогу — больше поблизости змей
За спиной у него захлопали пистолетные выстрелы — ратагайцы ожесточенно палили по змеям, что, если прикинуть, зря: особенного вреда змеям пистолетные пули причинить не могли. Сварог подумал, что нужно отступить, против такого скопища, затопившего оба берега, бесполезны и пистолеты, и сабли, да и топор не справится, надолго увязнет в огромной стае змеи. Нужно отступать — и скомандовать выдвигаться к порту всей артиллерии, какая только найдется в Латеране, — с такими тварями справиться можно только пушками… Сколько же их, Господи! В голове вертелась неотвязная мысль: как же это допустили, где…
Ага! Под водой что-то происходило: сначала одна змея всплыла на поверхность, неподвижно, мертво выпрямилась, потом их стало несколько, а там они нелепой, неподвижной ордой — некоторых уже сносило быстрое течение — замерли от берега до берега. Ну наконец-то, где ж вы раньше были…
Из реки выныривали отливающие синеватой сталью «Ящеры» Морской бригады, их становилось все больше и больше, они били теперь по обоим берегам яркими сиреневыми лучами, целя змешцам в головы — и те моментально цепенели, замирали, вытягивались во всю длину безобидной падалью. «Ящеры» кинулись в выходящие на набережную улицы, прочесывая их ливнем сиреневых лучей. Все по законам и уставам — Морская Бригада обязана истреблять таких вот чудищ и средь бела дня, не озабочиваясь количеством зрителей на земле. Но почему они опоздали? У Оклера достаточно датчиков в море, а уж возле устья рек…
«Ящер» со знакомой эмблемой по борту камнем упал уардах в пяти от него, поднялась левая дверца, и выпрыгнул Оклер, в начищенных до зеркального блеска сапогах, синих форменных брюках с красным кантом и черной кожаной тужурке с золотой косаткой на грид. Стоявшие за спиной Сварога ратагайские конники невольно попятили коней.
Оклер подошел и отдал честь.
— Где вас носило, адмирал? — сквозь зубы спросил Сварог. — Вы их должны были засечь гораздо раньше…
— Не засекли, — тихо и серьезно сказал Оклер, стоявший с озабоченным лицом. — Честное слово, не засекли. Они как-то ухитрились проскользнуть в Тей незамеченными. Не зафиксировали их датчики. Никто еще ничего не понимает, но датчики их не засекали. Только когда они всплыли, орбитад поднял тревогу…
— И чего теперь делать? — сквозь зубы сказал Сварог. — Простите, что вспылил…
— Ничего, я понимаю… Справимся. Пустим в ход детектор массы, еще кое-что… Канцлер только что отдал приказ истребить их полностью. Мы непременно справимся, Лорд Сварог!
…Все равно, погибли около ста человек — разрушения столь мизерны, что они не в счет. Главное, те устройства, что Оклер пустил в ход, работали исправно, и змей истребляли повсюду — а тех, что выподзли на берега и дохлыми плавали по реке, лучами другого цвета превращали в пар. Вся полиция и половина гвардейских полков вышла на улицы, но все равно пройдет немало времени, прежде чем успокоится взбудораженная Латерана. Сварог разослал всех имеющихся под рукой герольдов огласить короткий, наскоро сочиненный манифест, гласивший: король ручается честным словом, что угрозы больше нет и такое не повторится. Однако все, кто имел такую возможность, кинулись верхами, экипажами и пешими в свои загородные имения, усадьбы и домики — и упрекать их не следовало… Следовало разве что пресечь всевозможные дурацкие слухи, как всегда в подобных случаях, разлетавшиеся по городу лесным пожаром…
Увидев мигающий огонек, он нажал
— Говорите! — рявкнул Сварог. — Офицер вы или кто?
— Плохие новости, мой король, — решился адъютант. — Отряд герцогини Браг, посланный против мятежников, разбит наголову на Гарритальском поле…
— Была паника? — спросил Сварог, борясь с подступающей тревогой.
— Ни малейшей, мой король… но наши потерпели форменный разгром. Командир, генерал, погиб, потери огромные, оставшиеся в живых беспорядочно отступают… то есть, называя вещи своими именами, бегут, рассыпаясь по окрестностям. Мятежники их не преследовали. Вероятнее всего, отнюдь не по недостатку сил, а…
Сварог его прекрасно понял. Разбитого наголову противника не преследуют в двух случаях: когда собственные боевые порядки расстроены и погоню не удается наладить, а если такого не произошло, то это выражает крайнее презрение к потерпевшим поражение. Поскольку лейтенант уверен, что первого не произошло, — иначе не докладывал так уверенно, он парень толковый — значит, второе. Наглость поразительная — обычно так себя ведут только военные, а мятежники редко когда удерживаются, чтобы не пуститься в погоню…
Случайное совпадение, или командир отряда умышленно выбрал для боя именно Гарритальское поле? Историческое место, один из символов ронерской воинской славы. Лет восемьдесят назад, во время очередной снольдерско-ронерской не особенно большой войны (их набралось слишком много, так что названия получила одна из пары десятков, из разряда крупных) немаленький снольдерский корпус потерпел там сокрушительное поражение, едва четверть вторгшихся унесла ноги — ронерский генерал, командовавший войсками, их не преследовал именно что из презрения к драпавшему противнику. Даже если место было выбрано с умыслом (вполне вероятно, хотели еще больше воодушевить свои войска), на сей раз все случилось наоборот…
— Что известно? — спросил Сварог.
— Туда летали люди из военной разведки. Разбежавшихся собирают по окрестностям — все же не было всеобщего драпа, некоторые подразделения отошли, изрядно потерявши в числе, но в порядке. Принявший командование командир гвардейского полка делает все возможное… Мятежники добили раненых — что законам войны решительно противоречит, но мятежникам они всегда не писаны… Они встали укрепленным лагерем. Своих убитых сжигают на огромных погребальных кострах — старинный военный обычай, давным-давно вышедший из употребления, но они почему-то о нем вспомнили… Никаких поминальных служений на сей раз, правда, не производилось. И вот что еще… К нашим людям буквально кинулся один из Вольных Топоров — у них самые большие потери, хорошо, если уцелел один из двадцати. Он кричал, что должен поговорить с вами, что он вас знает. Подумав, они взяли его в самолет и привезли сюда. Он сейчас в Орлецовом кабинете. Шесть раз ранен, но все раны не особенно опасные. Его хорошо перевязали, накормили, келимаса дали самую чуточку, исключительно для бодрости — коли уж он хочет с вами говорить, должен быть в соображении. Какие будут распоряжения?
Сварог спокойно сказал:
— Никаких. Я сейчас туда пойду…
Подобно многим другим залам и покоям, получившим название от убранства или отделки, Орлецовый был украшен панелями и медальонами полосатого орлеца, густо-красного с белым и темно-желтого с голубым. Помещение было не особенно и большое, как несколько других, служившее Сварогу для частных разговоров с глазу на глаз. Человек в темно-зеленом камзоле излюбленного Вольными Топорами фасона встал и вытянулся, когда Сварог вошел. На первый взгляд он казался чересчур толстым для Вольного Топора — они всегда жилистые, поджарые, без капли лишнего жирка — но Сварог тут же сообразил, в чем дело: камзол сиял многочисленными прорехами от многочисленных ударов клинками и пиками, и в доброй половине из них белели чистые бинты.