Чудовища
Шрифт:
— Скажи, Михей, ты хотел бы стать чистокровным? — спросила я, садясь рядом с кроватью, на которой лежал Михей. Его голая грудь была тщательно перебинтована, а к вене подключена капельница.
— А коли я чистокровным стану, то буду таким же плохим, как и они? Чужие деревни разорять да баб на кострах жечь?
— Ну что ты, Михей. Я уверена, из тебя бы получился очень хороший чистокровный.
— Коли так, то почему бы и нет? — пожал плечами он. — А коли я чистокровным обернусь, то другие чистокровные не возжелают
— Конечно, не возжелают.
Он довольно улыбнулся, и я открыла голографическое меню, чтобы настроить редактор генов.
— А вы разве не покараете чистокровных? — неожиданно спросил Михей, невинно заглядывая в глаза, словно ребенок. — Они много непотребств чинили.
— Ну что ты, Михей, — улыбнулась я, — мы не боги. Мы такие же люди, как и ты. Просто у нас есть технологии, поэтому и возможностей несколько больше.
— Текнолохии… — задумчиво протянул он.
— Да, — кивнула я, — благодаря развитой науке.
— Наука? — округлил глаза он. — Изобретательство? Так то же грех! Ученые-колдуны привели мир к Катастрофе!
— Это давно позади, Михей!
— Одиннадцатая заповедь гласит: не изобрети себе механизма, ни облегчающего труда твоего, ни облегчающего убиения зверя лесного, равно как и водного и небесного! Ибо изобретательство есть мерзость пред ликом Господним, и кара небесная постигнет того, кто упадет во искушение изобретательства!
— Это не так. Ты же пользуешься ножом или силками?
— А как же! — кивнул он.
— Они тоже когда-то были изобретены. Катастрофы иногда случаются, но это не значит, что изобретения и наука — вселенское зло. Это просто инструмент. Например… как нож! Ножом можно резать морковку, а можно и убить кого-то. Ты же не скажешь при этом, что нож — это зло?
— Вестимо, нет. Но что, коли наука опять приведет к Катастрофе?
— Благодаря науке мы смогли добраться до вашего мира и спасти тебя, разве это не чудесно?
— Почему тогда вы не вызволили Любаву?
— Любаву? — удивилась я.
— Ну да, — кивнул Михей, — жену мою. Разве справедливо, что ее сожгли заживо? Почему вы не вызволили ее? Разве она не вела праведную жизнь? Не соблюдала заповеди? А другие бабы из моей слободы? Чем они провинились?
— Михей, — вздохнула я. — Я же сказала, мы не боги. Мы не можем всех спасти. Очень жаль, конечно…
— Разве энта ваша наука не всемогущая? Разве вы не всезнающие? Не бессмертные?
— Нет. Невозможно стать всезнающим и бессмертным, хотя благодаря науке мы можем узнать больше, чем вы, и живем дольше, чем вы.
Он выглядел задумчивым, поэтому я продолжила:
— Любым инструментом можно пользоваться во благо или во вред. Важно научиться пользоваться инструментами, а не выбрасывать их, потому что ими ненароком можно пораниться.
Спустя несколько минут я обратилась к роботу Валере, все это время сидевшему неподалеку:
— Одиннадцатая заповедь — твоих рук дело?
— Конечно, — кивнул он. — А как еще победить вырожденцев, если не втемяшив им в головы обскурантизм? Некоторые из них, знаешь, какие сильные благодаря мутациям? Многие другие невероятно быстрые, бывали и такие, которые ядом плевались или в кромешной тьме видели, словно кошки.
— Некоторые мутации, возможно, полезные. Может, оставить их в генофонде? — задумчиво произнесла я.
— Можно и оставить, но будет ли тогда такое существо представителем вида Homo sapiens? — нахмурился Валера.
— А почему нет? У каждого человека есть несколько мутаций относительно его родителей. Все мы мутанты. Какое количество мутаций нужно, чтобы человек перестал быть человеком? А как насчет генномодифицированных? Люди давно внедрили себе гены собак, отвечающие за выносливость, антираковые гены слонов и «гибернационные» гены медведей…
— Еще ген короткого сна, позволяющий спать по четыре часа в сутки и прекрасно высыпаться, — напомнил Валера. — Когда-то процедура его вживления была очень популярной, а сейчас он уже встроен в геном всей популяции.
— Да, — кивнула я. — И еще некоторые даже вживляют себе ген, отвечающий за выработку целлюлазы, чтобы жрать древесину. Неплохое решение проблемы голода, разве не так?
— Ага, только вот, если верить обладателям такого гена, древесина так себе на вкус, — скептически заметил Валера, — и они отнюдь не рвутся ее жрать.
— А как насчет колонистов? Земные растения не всегда приживаются на других планетах, зато там могут быть весьма живучие представители местной фауны. Но они будут пригодными в пищу, только если колонисты подкорректируют себе несколько генов.
— Люди не всегда меняют свои гены ради освоения других планет, — возразил Валера. — Бывает, что редактируют геном инопланетной живности.
— Обычно ДНК местной биоты модифицируют, если это легче, чем менять человеческий. Но на той же Земле-12 колонисты изрядно поработали над своим геномом, чтобы употреблять в пищу растения и мясо некоторых животных.
— И все же большая часть биоты так и осталась несъедобной.
— Ну, когда появились метаморфы, уже было не до экспериментов с генами, — заметила я и, помедлив, добавила: — А как быть с колонизацией нестерпимо холодных планет?
— Я за терраформирование, — заметил Валера.
— Это дорогой и длительный процесс. Намного легче встроить себе гены, отвечающие за белки-антифризы, и средствами генной инженерии понизить чувствительность к холоду.
— Может, еще шерсть отрастить? — съязвил Валера, но тут же добавил: — Но я тебя понял, человек давно из Homo sapiens превратился в Homo sapiens mutatio. Правда, некоторым гомосапиенсам это не нравится. Они против того, чтобы их вытеснял новый вид.