Чудовище
Шрифт:
Ножки громилы давно провалились внутрь, отчего шкаф покосился, но так как наклон случился в сторону лестничного окна и никому не угрожал, уродливый антиквариат продолжал пугать детей, восхищать одну любительницу старины с нижнего этажа и настораживать остальных соседей. Однако, в целом, жильцы дома, как и сотрудники управляющей компании, относились к шкафу равнодушно, не замечая его или считая, что данный предмет мебель придает дому особый шарм, подчеркивающий старину здания. И это была первая странность, потому что дом на Крутяшке был построен лет двадцать назад, и с возрастом шкафа сравниться никак не мог. Второй странностью было то, что никто не помнил, как гробина появилась на верхнем этаже. А баба Мария, которая была одной из первых вселившихся в дом жильцов, вообще утверждала, что шкаф здесь стоял еще при строителях.
Третьей странностью шкафа, которая касалась лично Миры, было то, что его дверцы никогда не запирались. От влаги и старости створки разбухли и едва прикрывали огромное нутро мебельного монстра. Чтобы заглянуть внутрь, достаточно было с усилием потянуть дверку на себя – она позволяла на короткое время заглянуть в темноту, а потом срабатывала какая-то пружина, или что там было еще во внутренностях шкафа, и дверца возвращалась на прежнее место. Каждый ребенок дома, желающий приобрести в глазах других детей статус повыше, проходил своеобразную инициацию – должен был заглянуть внутрь.
По словам Антона, который открывал створки не один раз, внутри ничего интересного не было. Ржавое ведро с крышкой, похожее на бидон, и высохшая корявая ветка дерева, чудом не рассыпавшаяся в прах от старости, – вот и все сокровища мебельного громилы. Дети их не трогали, веря в байки бабы Марии о проклятии, которое настигнет того, кто потревожит вещи из шкафа.
Мира дверцы не открывала – ни когда впервые поселилась в доме много лет назад, ни когда Антон с друзьями, напившись, притащил ее к шкафу, угрожая испачкать лицо в пыли, если она струсит. Мира струсила, и в квартиру вернулась с грязными щеками, по которым брат с дружками густо размазали пыль, собранную с дверей шкафа. В том, чтобы заглянуть внутрь громилы, ничего страшного не было, но Субукина преодолеть себя так и не смогла.
Вот и сейчас, остановившись возле старого шкафа, она на секунду приложила ладонь к грязному боку, представила, как там внутри одиноко лежат ржавое ведро и сухая ветвь, и быстрым шагом направилась к квартире тетки, стараясь не слушать, как тяжело дышит старая мебель. Ей точно нужно было принять снотворное, потому что вздохи и выдохи, раздающиеся изнутри шкафа, прочно поселились в ее голове, вытеснив главный ужас сегодняшнего вечера – предательство Егора.
Глава 3. Соседи
В квартире Людмилы Аристарховны были гости, а значит, ночь обещала быть не лучше вечера.
Сладко-терпкий запах мужского одеколона сбил Миру с толку, потому что любовники тетки были хорошо вышколены и знали, что дама резких запахов не выносит. А значит, гость был родственником, которых у Людмилы Аристарховны насчитывалось великое множество. Они приезжали в Поморск регулярно, круглый год, однако чаще всего в августе и сентябре – на моря.
У Людмилы Аристарховны было четыре комнаты. В одной жила она с альфонсами и любовниками, которые менялись слишком часто, чтобы запоминать их имена. Другую занимал ее сын Антон, в третьей жила Мира, четвертую сдавали студенткам-подружкам Антона.
Для Миры новый гость означал, что комнату придется делить либо с очередной родственницей, либо с братом, если прибывший был мужчиной. Антон от таких посещений тоже был не в восторге, потому что каждый раз ему приходилось перетаскивать в комнату Миры все компьютерное оборудование – пару системных блоков, три монитора, игровую приставку и коробки с вовсе не понятным железом. Мира за комнату не платила, но «отрабатывала» угол, помогая с уборкой дома и на кухне. Сейчас положение дел было хуже некуда, потому что Людмила Аристарховна была помешана на чистоте, и чтобы не слышать упреков о деньгах, вернее, их отсутствии, Мире приходилось драить полы и чистить унитаз едва ли не каждый день. А так как сказка о Золушке вызывала у нее исключительно раздражение, Субукина собиралась съехать от Людмилы Аристарховны сразу после окончания школы. Вопрос решался благополучно при одном условии – поступлении в университет и получении места в общежитие. Впрочем, имелся и запасной вариант – поиск работы и съем угла вместе с подружками.
Спрятав туфли на полку, Мира босиком прокралась к кухонной двери и прислушалась. Голос был незнакомым, мужчина сыпал шутками, расхваливал Поморск и жаловался на храпящих соседей в самолете. Тетка неумело отшучивалась, непрерывно щелкала зажигалкой и шуршала пакетами.
Предательски скрипнула половица под линолеумом, и дверь кухни открылась, явив Людмилу Аристарховну во всей красе женщины средних лет с чрезвычайно завышенной самооценкой и помешанной на вегетарианстве, йоге, пилатесе и косметических салонах. Курение ценностям жизни не мешало. В свои сорок восемь Людмила Аристарховна выглядела на тридцать с лишним, весила пятьдесят пять килограмм и тратила два часа в день на «естественный» макияж. В результате кожа у родственницы выглядела так, словно на нее натянули шкурку апельсина, покрасили акрилом персикового цвета, а сверху густо присыпали мукой. Дома Людмила Аристарховна ходила исключительно в спортивных костюмах, которые, во-первых, подчеркивали фигуру, а во-вторых, позволяли заниматься пилатесом и йогой в любое время дня без переодевания в форму. Специально для этой же цели по всей квартире были разложены коврики для йоги, на которых тетка иногда замирала в провокационных и весьма нескромных, по мнению Миры, позах. Питалась Людмила Аристарховна смузи и салатами, но Антон с Мирой, которые вегетарианцами не являлись, подозревали, что второй холодильник, стоящий в теткиной комнате – всегда запертой, скрывал в себе не только клетчатку.
– Мира, – Людмила Аристарховна выпустила облако дыма в потолок и смерила племянницу странным взглядом, который не был похож на тот, который обычно предшествовал строгой отповеди (положенной сегодня из-за позднего возвращения). – Звонила Галина Федоровна, просила тебя срочно зайти.
Ожидая выговора за опоздание, Мира едва не выронила сумку.
– Сейчас?
– Естественно, – фыркнула тетка. – Шляться до полуночи ты горазда, а зайти к больной женщине уже не можешь. На кого ей еще с таким безалаберным внуком рассчитывать? Загляни, не переломишься. Может, старой женщине лекарство какое из аптеки срочно понадобилось, Егора-то точно не дождешься.
Людмила Аристарховна питала необъяснимую любовь и уважение к бабушке Егора, с которой однажды познакомилась на родительском собрании. Мира не знала, что произошло между женщинами, но с тех пор тетка благоговела перед любым упоминанием о Галине Федоровне.
– Как бы поздно…
– Соседний подъезд, – родственница была непреклонной. – Это не другой конец города. Галина Федоровна сегодня три раза звонила, все тебя спрашивала. Ничего страшного, что поздно, у тебя все равно каникулы, завтра выспишься.
Осознав, наконец, что тетка не позволит ей рухнуть бревном в кровать без визита к соседке, Мира вышла из квартиры, не забыв посильнее хлопнуть дверью в надежде разбудить Антона. Кузен недавно устроился на работу в компанию по разработке компьютерных игр, страдал из-за раннего вставания и хронически не высыпался.
Подъезд, где жила Галина Федоровна, ярко освещался тремя красивыми лампами и крошечными фонариками, окутавшими куст сирени поблизости. Покрашенные резные лавочки, урны и клумбы составляли контраст с подъездом, где жила Мира. Впрочем, причина была известна. В доме Галины Федоровны проживал депутат городской думы, человек уважаемый и с достатком. Финансирование подъездного благоустройства осуществлялось за его счет руками пенсионера, живущего на первом этаже и получающего за свои труды солидную прибавку к пенсии.