Чудовищная правда
Шрифт:
Когда я просыпаюсь, свернувшись калачиком, Катон спит. Я растерянно моргаю, не понимая, как я здесь оказалась и почему обвилась вокруг него, как коала, но ему, похоже, все равно. Одной рукой Катон обхватывает мою задницу прижимая меня к себе, а другой запуталась в моих волосах.
Черт.
Я пытаюсь соскользнуть с него, и Катон открывает глаза, ища угрозу. Когда понимает, что я проснулась и двигаюсь, он расслабляется и отпускает меня.
— Доброе утро, — бормочет с зевотой. Катон такой сонный
Мой бывший всегда говорил, что я любительница обниматься.
— Доброе утро, — отвечаю я и ломаю голову в поисках чего-нибудь, чего угодно, что можно сказать. Пока длится молчание, Катон вскидывает бровь, и я паникую, пока, наконец, не говорю: – Ты слышал что-нибудь об Арии?
На его лице застывает выражение, когда Катон скатывается с кровати и встает.
– Пока нет, — отвечает он, но голос у него какой-то странный.
Сидя, я подтягиваю колени к груди и наблюдаю за ним.
– Хорошо, — тихо шепчу я, но он застывает. Это из-за объятий? Нет, если бы это было так, он бы проснулся от чувства неловкости.
Он лжет мне?
Нет, Катон не стал бы. Я отпускаю ситуацию и ухожу в ванную. Приняв душ и сходив в туалет, застаю его за работой, и присоединяюсь к нему. Обычно Катон болтает и вертится вокруг меня, но сегодня Катон едва смотрит на меня, и мне не хватает его взгляда и прикосновения. Я быстро привыкла к работе бок о бок с ним и предпочитаю ее работе в одиночестве.
Следуя его примеру, я молча собираю материалы для исследования. Ученые хотели это исследование не просто так, нам нужно выяснить, почему.
Спустя какое-то время раздается стук в дверь, и как только Катон открывает ее — возвращается с подносами еды. Мы снова едим в тишине, пока я, наконец, не выдерживаю.
— Ладно, что случилось?
— Ничего, — бормочет Катон, но не смотрит мне в глаза.
— Катон, ты даже не смотришь на меня. Это из-за... из-за того, что я спала на тебе? Я могу спать в другой комнате, если тебе это неприятно.
Катон поднимает голову.
— Нет, — рычит монстр, заставляя меня вздрогнуть, после чего он смягчается и вздыхает. — Прости, я просто беспокоился о своих людях. Я не должен был срывать злость на тебе. И ты будешь спать со мной в моем гнезде, где ты в безопасности. — Он ласково улыбается. — Закончишь есть, и мы немного повеселимся. Нам обоим это нужно.
— Повеселимся? – повторяю я.
– Повеселимся, – ухмыляется Катон. – Ты ведь знаешь, что это такое, правда, Талли? – дразнит он, поддевая меня хвостом.
Со смехом я отбиваю хвост, испытывая большее облегчение, чем желание признать, что мы снова в норме, но в его глазах все еще мелькает тень. Я не спрашиваю, потому что если бы Катон хотел рассказать, он бы рассказал. Наверняка это из-за его друга. Вчера Катон был явно расстроен. Когда он будет готов, то расскажет. Надеюсь, он не позволит этому поглотить себя. Может,
Как только мы поели, я надела туфли, и Катон повел меня вниз. Я машу знакомым ребятам, прежде чем Катон вытаскивает меня на улицу, пока дети не добрались до меня.
– Сегодня ты моя. – Он ухмыляется, глядя на меня. – Так что поторопись, пока тебя не поймали дети, – дразнит он и тянет меня за собой, а я смеюсь.
– Куда мы идем? – спрашиваю я, когда Катон ведет меня через площадь. В центре стоит статуя, которую хочу рассмотреть получше, но у меня нет времени, так как Катон тянет меня за собой.
– Конечно, чтобы показать тебе мои любимые места. – Он улыбается мне в ответ, его глаза мерцают, когда Катон тянет меня к огромному зданию на другой стороне площади, с некогда белокаменными ступенями и колоннами. На крыше здания написано «Музей Старого Света», и волнение захлестывает меня.
– Музей? Правда? – Я буквально хлопаю в ладоши, спеша к нему.
Здание простирается до самого горизонта, и очевидно, что когда-то оно было красивым и наполненным жизнью. Некоторые окна разбиты или вовсе отсутствуют, а сквозь другие пробиваются маленькие огоньки, словно внутри живут чудовища, но когда вхожу в мраморное фойе, усыпанное листьями, все эти разрушения не имеют значения.
Потрясающее зрелище.
– Вау, – шепчу я, кружась на месте, разглядывая высокие куполообразные потолки с росписью, явно ручной работы, и то, что раньше было залом для приемов.
Когда я опускаю голову, то вижу, что Катон смотрит на меня с приоткрытым ртом и нечитаемым взглядом. Мы просто смотрим друг на друга, голод, написанный на его чертах, вызывает жар по моему телу, пока он вдруг не отводит взгляд.
– Оно прекрасно, – говорю ему, и Катон снова смотрит на меня, целенаправленно проводя глазами по моему телу и снова поднимаясь, чтобы встретиться с моими.
– Это точно.
Не в силах сдержать румянец, я снова отворачиваюсь, чтобы осмотреться и увидеть как можно больше. Катон следует за мной по пятам, но в дружеском молчании, чтобы я могла все увидеть. От того, что он рядом, наблюдает и защищает меня, мое сердце бьется в два раза чаще, и Катон несомненно, слышит. Когда мы переходим в огромное открытое пространство, где полно картин и прозрачный потолок, через который видны звезды, я сажусь на скамейку и осматриваюсь.
Катон издает звук, и я смотрю на него.
– Что? – спрашиваю его с улыбкой на губах.
– Это мое любимое место, – бормочет Катон, садясь рядом со мной, и прижимается бедром к моему бедру. Его хвост, который, как мне кажется, он даже не замечает, обвивается вокруг моей лодыжки и притягивает меня ближе. – В прошлый раз, когда я находился здесь, у меня возникло чувство... Я понимаю, что это не очень по-научному с моей стороны, но мы - по сути создания с животными инстинктами, и как бы я ни старался не быть таким, я все равно им являюсь.