Чудовы луга
Шрифт:
Я пришлю вам новый. И немного тепла хмурым осенним утром.
Перед тем, как сесть в седло, он запалил от еле тлеющих углей факел и швырнул его в сарай, на ворох сена.
А чтобы помнили свое место.
Найлы обступили Кая непроницаемой стеной.
Лайго придержал ему стремя.
Глава 7
— Да
Он запыхался, взмок и выпитое вино ударило в слабую после болезни голову. Стучало в висках молоточками. В глазах опять начало темнеть.
Лекарка уселась на сундук и аккуратно расправила юбку. Потом положила обе руки на колени, ладонями вниз, очень ровно. Лицо ее ничего не выражало.
Кай заметался по комнате, едва не сшибая все углы. Саданулся коленом о кровать, взвыл, уселся, смяв покрывало. Молоточки стучали все сильнее.
— Не поднимай ветер, мальчик, — Ласточка продолжала сидеть спокойно. — Ты или расскажешь мне подробно и честно, что с тобой происходит, или я, как бог свят, выгоню тебя на улицу прямо сейчас. Я не могу допустить, чтобы ты в следующий раз выстудил кровь в жилах больного или обрушил кровлю.
Кай потряс головой, словно отметая ее слова, со стоном прижал руки к вискам, свел брови.
— Нечего тут стонать, рассказывай, — Ласточка была непреклонна. — Я не для того тебя держала у себя две недели и лечила, чтобы ты сам себя сгубил дурацкими выходками.
— Я ничего не знаю! — Кай глянул честными глазами. — Со мной никогда такого не было! Я не знаю, ну Ласточка…
— Хватит канючить! С тобой никогда такого не было, и потому я отдирала тебя от простыней, как рыбину со льда. Чтобы никто не увидел, что ты творишь в беспамятстве.
— Так ты поэтому меня забрала?
— А почему еще? — возмутилась лекарка. — Думаешь, мне приглянулись твои тощие кости? Или я обожаю не спать ночами, ворочаясь на сундуке? Он твердый, между прочим!
Кай сполз на пол, подобрался поближе. Глянул снизу вверх.
— Я не знал… — пробормотал он. — Я думал…
— Ты думал, что я такая же дура, как шестнадцатилетка Тинь. Это ей ты можешь морочить голову, и строить глазки, а мне уже много лет, Кай. Я не интересуюсь сопляками, которым еще надо держаться за материнскую юбку. Кстати, где твоя мать? Кто она?
— Умерла, — Кай уставился в пол, разглядывая чисто выскобленные доски. Провел пальцем по трещине в половице. — Моя мать умерла.
— Рассказывай, — велела Ласточка, сверля взглядом его затылок. — Я не верю, что все эти штучки начались только сейчас.
— Ну зачем тебе!?
— А затем. Я может смогу что-нибудь для тебя сделать. А может, и нет. Но мне надо знать, кто ты и что с тобой происходит.
Кай вздохнул, чувствуя давящее пожатие повязки на ребрах.
Ничего плохого ему эта женщина еще не сделала. Наоборот. Ну за ухо оттаскала, это не в счет. Гречка… и черт бы с ней. Почему он на нее так зол тогда?
— У тебя дети есть? — пробурчал он, не отрывая взгляда от половиц.
— Нет.
— А почему?
— По кочану. Мы ведь сейчас не обо мне говорим, так?
— А о ком?
— Кай!
— Ладно.
— Что ладно?
Он помолчал, подбирая слова. Это ей знать не надо, это и вовсе не стоит. И это. Вот то, пожалуй, тоже.
— Я так и вижу, как ты крутишься и выдумываешь, как половчее меня провести, — проницательно сказала Ласточка.
— Отстань, — огрызнулся он. — Я не люблю рассказывать.
— Да-да, ты таинственный и непостижимый. Но придется.
— Матери я не помню! — зло выпалил он, собравшись с духом. — Она была из благородных, это точно. Меня воспитал Вир, он брат ее был, двоюродный. Я жил с ним, пока не исполнилось пятнадцать. Был его оруженосцем. Я, наверное, плохо себя вел… А он…
— Лупил тебя доской от забора. Я его понимаю.
— Вобщем, он меня с детства опекал. Вир был странствующий рыцарь, иногда нанимался на службу на сезон-другой.
— И тебя с собой таскал.
— Ну да. Иногда мы часто переезжали с места на место. Он по-своему любил меня. И заботился.
Кай снова глянул на Ласточку, стараясь сделать взгляд попроникновеннее. Женщина задумалась о своем, но слушала внимательно. А он вдруг вспомнил, живо и ярко, как все было. Сколько крови он попортил своему рыцарю.
… Кай зашевелился, неуверенно поднялся на четвереньки, зачем-то попытался поправить оторванный рукав. Разьезжающимися глазами посмотрел на стоявшего над ним Вира.
Захихикал.
Пьян он был вдребезги.
— Вставай, — сказал Вир ровным баритоном. — Поднимайся на ноги, холера тебя забери. Не дело приличному юноше обжиматься в кабаках со всякой швалью.
Кай неуверенно встал на одно колено, ощупал виски, дернул головой, откидывая длинные волосы.
У Вира у самого были такие, смоляные, рассыпающиеся на отдельные перья, только с сильной проседью.
Кай отлепил от лица мокрую прядь и облизал губы. Свет факела плясал на его рыцаре, выхватывая пятнами то худые руки, то тень под скулой, то злые блестящие глаза.
— Вставай, Кай Вентиска — повторил Вир. — Нечего тебе тут делать. Пора спать. Пойдем.
Кай вцепился Виру в штанину, попытался встать на оба колена, его повело. Второй рукой он сцапал широкий рыцарский пояс, повис, потом шатнулся, уткнулся лицом в непотребное место и снова хихикнул, как публичная девка.
Ему было очень весело.
Вир глубоко вздохнул и вздернул того на ноги одним рывком.
Не зачем лекарке знать все это. Все равно ничего не поправишь.
— Иногда мы ссорились, — выдавил из себя Кай. — И тогда случалось… всякое. Молоко кисло. Свечи гасли. Это у меня с детства. Когда я злюсь. Или когда мне плохо. Или больно.