Чудовы луга
Шрифт:
Кай кивнул Лайго, поманил найла за собой. Бросил поводья, их сразу перехватили чьи-то руки. Сотня глаз с украдчивым любопытством наблюдала, как он идет по двору, топча сапогами прелую солому, не глядя по сторонам.
У глухой стены донжона, сложенной из позеленевшего, испятнанного известняка, торчала рогатина, вбитая между плитами мостовой. Белый хрупкий череп осел на бок, через глазницу проходила трещина. Во дворе стояла страшная сутолока, но мертвая конская башка словно очертила вокруг себя незримый круг. Неподвижно свисали с деревянной
Разбойники старались не смотреть, не подходить, словно у стены — пустое место.
Кай несколько мгновений завороженно глядел в черные провалы на месте глаз, потом опомнился.
Может быть, я уже умер, подумал он. В тот момент, когда она разжала пальцы.
Лайго легко коснулся плеча. Кай обернулся.
— У нас раненый, — сказал найл. — Надо лекаря.
— Лекарей здесь нет, — зло ответил Кай. — Только убийцы. Идем, покажу, где вы встанете.
Они зашагали рядом, молча. Вороны, сидевшие на деревянной галерее донжона, повернули головы, глядя на черных пришельцев. Их не интересовала будущая осада. Ты просто взлетаешь — и все.
— У тебя есть семья? Дети? — спросил Кай равнодушно.
Лайго помедлил, потом перевел взгляд на бледного до зелени парня, которого незаметно поддерживали спутники.
— Сын.
Они обогнули каменный короб. Двери держали нараспашку, внутрь как раз затаскивали дрова. Второй камнемет, сломанный еще летом, так и не удалось починить, хотя Чума злился и настаивал. Кай, не долго думая, велел разломать и сжечь никчемную машину.
В огромном зале чадно горел камин, пьяно хихикали деревенские девки, гудели грубые голоса. Когда Кай и пришлецы вошли внутрь, стало тихо.
Он шел мимо попятнанных алым лиц молча, как смерть. Дрова в камине захлебнулись шипением и угасли. Истерически всхлипнула женщина.
Лавина несет меня, пока они боятся.
Найлы невозмутимо следовали за ним. Трудно втягивал воздух раненый.
Винтовая лестница в углу вела сначала на хоры, перестроенные во множество комнат, потом в круглую башню.
Лордские покои занимали весь второй этаж. Пыльные драпировки, полог над кроватью покрыт паутиной, в углу свалена поломанная мебель для растопки.
Красивая темноволосая девка возилась с тряпкой и ведром, стирала глиняные потеки с широченного стола. Кай обычно ставил на него сапоги, чтобы не так отсыревали.
Заслышав шаги, она обернулась, на детском еще лице мелькнул испуг, потом радость. Она прижала мокрую тряпку к выпирающему животу, по платью потекло.
Кай застыл. Стиснул зубы.
— Ты что здесь делаешь? — зло спросил он.
Девка попятилась, умоляюще глянув куда-то Каю за спину, на высоченных черных воинов.
— Кай…
— Я тебе велел здесь не показываться, бестолочь? — прошипел он.
— Но…
— А ну проваливай в деревню, быстро! — он сжал кулаки и шагнул вперед.
Девка всхлипнула, уронила тряпку и по стенке начала отходить к двери.
— Еще раз тут появишься, скину со стены! — Кай захлопнул дверь, не обращая внимания на рыдания на лестнице. Потом повернулся к Лайго.
— Это вроде как моя комната, пользуйтесь. Я сейчас живу… в другом месте, — буркнул он, отводя глаза. — Хотите прибираться — вот ведро. Жрать дают на кухне, если повезет. Не дадут — сунешь повару в рыло пару раз. Спать…
Он покосился на широкую, как воротина, низкую кровать.
— Короче, вы тут все поместитесь.
Он пнул засаленную шелковую перину, оттуда с писком выскочила стайка мышей.
— Топить можете вот этим хламом, что в углу. Хотите, стол сожгите тоже.
Кай наконец поднял глаза на Лайго, пожал плечами и подошел к окну, распахнул рассохшиеся ставни, высунулся по пояс.
— Коновал! — заорал он на весь двор. — Эээй! Найдите Коновала, скажите, чтобы тащился сюда. Живо! — он обернулся. — Скажешь ему, чтобы посмотрел твоего… сына. Будет ломаться, отрежь ему руку. Или ногу. Без разницы. Счастливо оставаться.
Лайго покосился на закрывшуюся дверь и молча поднял с пола грязную тряпку.
— Сколько их?
— А я почем знаю. Болотные рассказали, я сразу приехал.
В верхней комнате донжона было чисто. Жарко натоплено. На полу лежал выметенный ковер. Сырой камень стен затянут гобеленами. В душном полумраке пахло валерианой и терпентином.
Ссутулившийся у огня старик выглядел грузным, оплывшим, как сальная свеча. Сивые космы спадали на плечи, распиравшие грубую полотняную рубаху. В распахнутом вороте серела шерстяная обвязка. Правый рукав, пустой по локоть, затянут узлом.
Глаза, желтые, выцветшие под пегими кустами бровей, смотрели цепко и зло.
Кай развалился в кресле у стола, на котором громоздились книги, свитки пергамента. Придавленная камнями карта, вычерченная умелой рукой, занимала добрую половину.
— Рассказывай, что знаешь, — велел старик.
Голос у него был сиплый, одышливый. Под глазами набрякли мешки. Левую щеку рассекал дурно сросшийся шрам.
— Они встали лагерем там, где гать сожжена. Строятся. Скоро дойдут до Белых Котлов, — Кай притянул к себе глиняную кружку, заглянул внутрь, поморщился, потом все-таки отхлебнул.
— Это три мили отсюда по-прямой, — старик гулко закашлял, сгибаясь, растирая грудь уцелевшей рукой. — Почему тебе не доложили раньше?
— Потому, — Кай поставил локти на карту, уперся подбородком в ладони. — Очень быстро идут. Королевские войска. Мелкие расковыряли дорогу, это их как-то задержит, я думаю.
— Сопляк самонадеяный! — вызверился старик.
— Тогда скажи мне, такой умный, что делать. Или я сам справлюсь.
Старик жестом подозвал Кая к себе, вцепился в плечо, с трудом выпрямился во весь рост. Оперся, тяжело проковылял к столу.