Чудовы луга
Шрифт:
— Я говорю тебе, что летом выкинул их из Верети к чертям, — мягкий баритон Раделя теперь стал различим. — Я получил извести о смерти Кавена еще зимой и выступил сразу, как только очистились дороги. С большим отрядом. Мы маршем прошли до крепости, гать еще была цела, но…
— Но?
— Вереть пустовала. Разбойники ушли оттуда за день до нашего прибытия. Кто-то предупредил их. Умеющий очень быстро передвигаться по болотам. Да с таким перевесом мы смяли бы засранцев, как пук соломы.
Ласточка перевела дух и коснулась рукой горла. У нее почему-то закружилась голова.
— И ты
— Оставил. Оттуда зимой начинается торговый путь по реке Лисице. Когда лед закрепится. Это важная крепость, черт, что я тебе рассказываю! Она держит границу с найлами и этот чертов сса…санный путь. Прошлой зимой ярмарку в Доброй Ловле пришлось отменить. Потому что в Верети уже сидел этот щенок, который называет себя болотным лордом.
— И каким же образом щенок отбил крепость обратно?
Глухо стукнуло за стенкой. Хлопал плохо натянутый полог. Ласточка села на крышку сундука и прикрыла глаза.
— Известно, каким. Он дал кругаля на север, по землям найлов, — в голосе Раделя слышалось плохо скрытое раздражение. — Прошел дальше на восток и захватил оловянный рудник, принадлежащий Маренгам.
Радель то ли зарычал, то ли выругался. Снова что-то стукнуло. Золотой молча слушал. Залаяла собака.
— Он выпустил оттуда орду каторжников, которые отлично знают не только за какой конец держать кирку. В рудники просто так не пошлют. Он выпустил всех до единого. Святое дерьмо, говорят, он спустился в шахты и своими руками разбивал оковы!
Молчание. Удар в деревянную подпорку. Палатку шатнуло.
— Ты говоришь, что этот… их предводитель…он ведь молод?
— Сопляк. Я допрашивал деревенских — он еще даже не бреется. Красивый, как девка.
Тишина. Ветер шумит в ветвях. Стучат топоры. Целая сотня топоров.
— Знаешь, что он сделал, когда вернулся обратно в кавеновы земли с толпой каторжного сброда? Отбил крепость, приказал повесить уцелевших защитников и разослал тела по всем окрестным деревням, — старостержский лорд с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на крик. — Их тела до сих пор там, залитые дегтем. На каждой деревенской площади стоит ивовая клетка, а в ней — труп одного из моих людей. Я помню их по именам, Соледаго.
— Он там не один, — наконец сказал золотой. — Теперь, когда ты рассказал подробно… У него наверняка есть кто-то опытный. Советник. Может быть рыцарь. На рудниках мог быть кто-то…
— Он демон, — уверенно ответил Герт. — Исчадие этих земель, болотная тварь. И лучше бы тебе в это поверить.
— Прости, не могу.
— Но когда я доберусь до него, клянусь, я порежу парня на куски по числу этих чертовых клеток. Будь он хоть трижды демоном.
— Извини, не выйдет, — в голосе золотого звучало вроде бы даже сочувствие. — У меня приказ лорда-тени: взять главарей живыми и привезти в Катандерану для суда и показательной казни.
Ласточка сидела на сундуке, слушала и время от времени притрагивалась к горлу. Ей казалось, что в ямке меж ключицами застрял осколок льда.
***
После Дня Цветения отправлю Кая к Фалену.
Прошлогодние связки зверобоя превратились в пыльные веники. Ласточка сняла их с чердака, где сушились и хранились травы, и вынесла за дом, к мусорной яме. В коробах осталось немного травяных смесей, на полтора месяца хватит, а там будет лето и новый лесной урожай.
На лето и осень Кай ей пригодится. Где еще найти такого смышленого парнишку, а помощник для заготовок Ласточке ой как надобен! Интересно, что он сегодня принесет в корзинке — корешки сныти, дудник или все-таки валериану?
Когда Ласточке было пятнадцать лет, она сбежала из аптекарской лавки своего дяди с бродягой-школяром. Школяра звали Фален. Фален из Мисты, Фаль Черный Дрозд. Фаль держал путь из Адесты на побережье, в Южные Уста, где какое-то заморское светило читало лекции по алхимии и астрономии. В Вереске он остановился подзаработать в аптекарской лавке, и увел оттуда молоденькую племянницу хозяина.
Ласточку соблазнили не красивые глаза, а красивые речи. Фаль был, наверное, немного чокнутым. Рассказы о превращениях вещества, о свойствах природных сил, о тайнах звезд, о невероятных явлениях, о влиянии всего перечисленного на человеческий разум и о влиянии разума на все перечисленное складывались в одно заманчивое и пугающее слово — магия. Ласточка тогда впервые увидела, как гаснет свеча в руках разъяренного дяди, застукавшего Фаля у запрещенных шкафов, и как дядя, неожиданно запнувшись на середине гневной тирады, смущается, теряется и начисто забывает, зачем спустился среди ночи в заднюю комнату. Фаль мог черпать ладонями раскаленные угли и не получить ни единого ожога. Он мог провести Ласточку по улице так, что никто, кроме собак и кошек, не замечал их. Фаль мог зарабатывать на жизнь фокусами и никуда не рваться, но он искал ответов на вопросы. Кое-какие ответы у него уже были. Но эти ответы порождали новые вопросы, и гнали парня из города в город, от одной ученой школы к другой.
Ласточка странствовала с ним несколько лет. Женщин в университеты не пускали, единственный способ получить знания — это монастырь. Однако монастырь мог подождать, а пока Ласточка, зараженная той же неистовой жаждой, заменяла Фалю мать, сестру и любовницу, в обмен на крохи, которыми Фаль изволил с ней делиться.
У Ласточки не обнаружилось ни малейшего таланта к магии, только неугасимый интерес, а этого было мало. Она не могла угнаться за Фалем. Это ее угнетало и, в конце концов, вынудило расстаться. Фаль отпустил ее неохотно, он привык к постоянной терпеливой заботе и безусловному пониманию. "Когда бы ты не вернулась, я буду рад" — сказал он на прощание. Раз в три-четыре года они переписывались, пользуясь оказией.
Теперь, устав от метаний и остепенившись, Фаль устроился придворным медиком и алхимиком у лорда Арвеля в Тесоре.
Солнце заходило, окрасив бронзой крыши и флюгера. Колокольня загораживала небо темным сквозным силуэтом, прохладная ее тень падала на двор. Орали вороны, кружась у шпиля, в воздухе томно пахло дымом — за стенами жгли траву. Куст бузины у крыльца выпустил малиново-бурые пучки листьев и соцветий, похожие на маленькие кочанчики.
За кустом бузины, на крыльце, Тинь жаловалась посудомойке на несправедливую судьбу.