Чудские копи
Шрифт:
– Шел и разговаривал по телефону...
– Но вашу одежду и документы обнаружили на Мустаге, возле креста...
Он не собирался в их присутствии даже думать об Айдоре.
– Мне не известно, как одежда попала на Мустаг. Возможно, ее бросили ушкуйники.
– Возможно, – быстро согласился Лешуков. – Как же вам удалось вырваться? Это же было опасно...
Балащук в тот час вспомнил, как бежал от ушкуйников, и на миг потерял жесткий самоконтроль.
– Я не думал об этом, – завороженно проговорил он. – Хотел найти
– Кого найти? – ласково переспросил спецпомощник.
– Выход из ситуации! – Он словно проснулся и стиснул под столом кулаки. – Потому что вы бездействовали. А когда вам набросят на шею конскую носовертку и сделают восемь оборотов, голова станет светлая!..
Он раздергал галстук и воротник форменной однотонной рубашки, под которым красовался сине-багровый след от удавки.
И это впечатлило. Даже Лешуков на какое-то время забыл о своих каверзных вопросах, Абатуров же вынул мобильник и стал кому-то звонить.
– Точно, алтайцы, – определенно заявил он, дожидаясь ответа. – Их почерк. Кипчаки они и есть кипчаки...
– И все-таки, как же вы ушли от них? – опомнился спецпомощник.
– Зарезал ушкуйника, – просто признался Балащук. – Который меня охранял. Когда он вязал, я руки в кулаки стиснул. Мы так в детстве делали, когда играли... Дождался, когда уснет, разжал кулаки и вывернулся из веревки. Потом достал у него нож из-за голенища и воткнул в спину.
Тишина возникла могильная, напряженная и одновременно какая-то стыдливая. В это время в дверном проеме бесшумно нарисовалась секретарша.
– Глеб Николаевич... Звонит Алан. Соединить?
– Соединить! – встрепенулся он, ибо совсем забыл за хлопотами о своем барде.
– Воткнули в спину, и что дальше? – хладнокровно напомнил о себе Лешуков.
– У него кровища из пасти, – в тон ему отозвался Балащук, снимая трубку. – Прямо мне на босые ноги. Никогда не думал, что человеческая кровь такая горячая. Как кипятком ошпарило... Захлебнулся и сдох, собака. А я нож выдернул и галопом...
Договорить не дал Алан, громко алекающий в трубку.
– Глеб Николаевич, знаю, вы нашлись! – радостно заявил он.
– Откуда знаешь?
– А я сейчас у вашей мамы в гостях, у Софьи Ивановны! – почти весело доложил он. – Поем песни, пироги едим и общаемся. С вашим племянником. Очень интересный парень!..
– С каким племянником, Алан?! – забывшись, закричал он. – Это же казанцевская подстава!
– Ну, вы хотите найти свою Айдору?
У Балащука перехватило дыхание, будто вновь на шею надели конскую носовертку.
– Ты от кого узнал о ней? – прохрипел он. – Кто сказал?
– Мама ваша рассказала, – засмеялся бард. – Как вы к новгородским ушкуйникам в лапы угодили, как вас пытали... Я думаю, Радан вам поможет! Хотите, я с ним поговорю?
– Какой еще Радан?..
– Ваш племянник!..
– Ни в коем случае! Я сам!..
– Понимаете, у меня установился очень хороший контакт! Он мне скажет!..
Глеб заметил, как на него уставились три пары внимательных глаз, аккуратно положил трубку на аппарат, тупо на него посмотрел и сказал:
– Сейчас выезжаю. Алан, ты сиди на месте.
В тот миг он даже не подумал, что секретарша может прослушивать все его звонки, поскольку соединяла с межгородом. И все, кто присутствовал в кабинете, тоже слышали и могли догадаться, о чем он говорил...
Балащук стряхнул оцепенение и взял фуражку.
– Господа, у меня нет на вас никакой надежды, – обреченно заключил он, отъезжая в кресле. – Вы не профессионалы, и зря я кормил вас несколько лет. Если не согласны, докажите делом. Не знаю, кого вы привлечете. ОМОН, МЧС или полк МВД... Но к моему возвращению этот... авторитет по кличке Боярин Опрята должен лежать на полу в приемной. В кандалах. Буду разговаривать с ним сам. Лично!
И стремительно вышел вон...
После его исчезновения никто с места не двинулся, и несколько долгих минут висела настороженноувлеченная, сосредоточенная тишина, как бывает в школьном классе, когда ученики готовятся к экзамену. Первым шевельнулся Лешуков, поскольку единственный стоял на ногах. Он подкатил кресло и сел на место Балащука.
– Ну что, товарищи? – заговорил он обтекаемо, как умел это делать. – У кого есть вопросы? Или предложения? Надеюсь, картина всем понятна, впрочем, как и сложившееся положение.
– Надо что-то делать, – отозвался прямолинейный Абатуров. – Какие тут вопросы? Всем ясно, человек тяжело болен. Шизофрения, навязчивый бред, мания преследования...
– Раньше ничего подобного не наблюдалось, – строго произнес бывший прокурор. – Попрошу не делать скороспешных выводов.
И тем самым одернул их, как учеников, тайно заглядывающих в шпаргалку. Ремеза побаивались, поскольку у него осталось мощное влияние в суде и прокуратуре.
– И раньше замечалось, – не согласился с ним Лешуков. – Имеющий глаза, да узрел бы... Откуда взялся Алан? Этот истинный ариец с гитарой? Вы слышали, о чем он поет? Анализировали?.. А Глеб Николаевич всюду его с собой возит, показывает... И второе лицо – Веня Шутов. Кто из вас и когда ездили на Зеленую отдыхать? В последний год?.. Эти все время с ним, как тени фюрера.
Абатуров покряхтел, должно быть борясь с собой, но не сдержался.
– При чем здесь фюрер? Шутов как раз мужик нормальный, – прогудел он. – Прямой, открытый, без завихрений в голове...
Бывший чекист самоуглубленно улыбнулся:
– Скажу вам по секрету... На Шутова я еще лет тридцать назад заводил оперативно-профилактическое дело. И не потому, что языком молол. Еще будучи студентом, был связан с Западом, получал валюту. Под прикрытием диссидентства. И проводил противозаконные валютные операции. Причем настолько продуманно, что мы ни разу не могли взять его с поличным.