Чудские копи
Шрифт:
Он перестал бегать, застегнулся на все пуговицы, поправил форменную фуражку.
– Мне к утру надо быть в Новокузнецке! И у меня совсем нет денег... Я должен встретиться с хранителем музея! Он связан с ушкуйниками, мам! А может, и с чудью. Иначе откуда узнал, что Айдора будет на Зеленой зелье варить? Откуда он вообще знает, почему гора Зеленой называется?..
8
Едва хозяин горы Урал скрылся из виду, Опрята почуял, захолодело у него в груди от его слов. Разумом своим не верил, но душа встрепенулась
– И быть тому, яко солгал!
Да тут инок вдохновил:
– Со крестом да словом Божим мы всюду и без вожатого пройдем! И назад вернемся. Не станем дары приносить и слушать предречения поганые! Они суть от бесовства. Не устрашимся чародейского предсказания!
– Как ты мыслишь, Первуша, – воевода попа родовым именем кликал. – Кто сей старец Урал?
– Истинный крамольник и кудесник! В Тартаре их полно, ибо мы первые, кто несет веру христианскую. Помолимся и пустимся в дорогу!
Ушкуйники изладили ушкуи, сложили оружие и припас, помолились да повели их на канатах, ибо речка мелкая была, каменистая и строптивая. А как шире стала, то и сами сели да за греби взялись. День идут, второй – неизведанная река все встречь солнцу бежит, Рапейские горы уж далеко на окоеме остались, и ордынцев не видать, ибо леса окрест вековые, нехоженые, звери непуганые. Выйдут на берег и глядят безбоязненно, верно людей в первый раз видят, а рыбы в воде веслом не провернуть. Река для ушкуйников опасная, узкая, с любого берега стрелой достанут, и караван растянулся на несколько верст, поскольку ватажники плывут и более не вперед глядят, а по сторонам: впрямь благодатные земли – хоть садись где, бросай промысел и живи в свое удовольствие.
Неделю так шли, и все на восход, и тут лазутчики, шедшие напереди, знак дали – некое стойбище показалось на устье реки, и хоть видно, есть люди, но не воинственны, безоружны, и укрепления окрест никакого нет, открыто живут.
И все одно ушкуйники в кольчужки обрядились, наручи на руки пристегнули, мечи изготовили и борта щитами заслонили. Выгребли поутру на широкое устье реки, а и впрямь становище великое – рубленые избы стоят высокие, ровно терема, и не курные, как на Руси, с трубами глиняными и деревянными. Окна все на воду обращены, слюдяные, и деревянным же узорочьем опутаны. На лужку скот пасется, у пристани челны и сети на вешалах. А жители тут как и звери, не пуганы, узрели ушкуи, высыпали на высокий яр и взирают безбоязненно.
И ежели по редким да рыжим бородам судить, то женщин более в толпе, чем мужского полу, поди, в тридесять. В поход ушли? Да на вид вроде не ордынцы...
Опрята причалить велел, вкупе с Феофилом на берег взошел, а ватажникам наказал в ушкуях бдеть. Тем часом народу на берегу все прибывало – верхами на конях неслись, на телегах ехали, на волокушах или вовсе бегом вдоль берега. Откуда столько и собралось?!
– Кто вы будете, люди? – спрашивает воевода. – Какого роду-племени?
Обликом на русь похожи, и одежды льняные, тканые, порты да рубахи, а женщины и девицы в сарафанах, несмотря на холод осенний – щеки огнем горят, и только! Хоть сами чернявые и очи чуть враскос, но пригожие, и взирают, словно русалки, влекут и заманивают.
Отделился
– Мы суть югагиры. А я князь югагирский. Вы-то кто будете?
– Ушкуйники новгородские!
– Слыхали! Знать, люди вы разбойные, отважные, нашего племени.
– Неужто и вы ушкуйники? – подивился Опрята.
– Ни! – отвечает туземец. – Мы с Двины да с Юг-реки сюда пришли. По сим рекам озоровали и вплоть до моря Белого. Оттого югагирами нас и кличут.
– Как же за Рапеями очутились?
– А в полунощной стороне грабить некого стало! – говорит весело и прямодушно. – Вот и подались в Тартар, за мягкой рухлядью, местные народцы пощипать. Здесь же узрели земли благодатные, оставили свой промысел и ловчим занялись.
О разбойных людях на Юг-реке Опрята слышал, в стародавние годы меж ними и ушкуйниками даже распри случались, да старики говорили, пошли они однажды морем кольских самоедов пограбить и сгинули в пучине, ибо речные их челны неустойчивы были на морской волне. И случилось это, мол, лет сто тому или даже более...
– Скажи своим ухорезам, – между тем и вовсе засиял князь югагирский. – Довольно им из-за щитов глядеть, пускай к нам идут! Коль из самого Новгорода к нам добрались, быть ныне празднику! Медом и пивом угощать станем, пляски да хороводы заведем, на кушаках потягаемся, на наручах деревянных сойдемся, стенка на стенку. А то и зимовать оставайтесь!
Женщины и девицы заулыбались, а иные завизжали от восторга, но Опрята позрел, а лес-то листву сбросил, голый, по утрам морозит и уже ледок по заберегам. Месяца не пройдет, как скует реки...
– Недосуг нам гулять ныне да праздновать, – сказал. – Благодарствую за гостеприимство. Но спрошу у вас человека бывалого, чтоб на Томь-реку провел.
Рыжебородый князь затылок почесал.
– Далече сия река, не поспеть тебе до ледостава...
– Пройду на сколько поспею, там и зазимую.
– Добро, дам я тебе бывалого, – не сразу согласился он. – Но только завтра поутру.
– Прости, брат, у нас каждый день на счету.
Югагир народ свой озрел да отвел Опряту подалее в сторону. Инок следом было пошел, хотел послушать разговор их тайный, но Опрята ему знак подал.
– И бывалого дам, и советом подсоблю, коль потребно, – говорит князь. – Пусть ухорезы твои наш обычай исполнят. Иначе не отпущу.
Ухорезами называли ушкуйников на Двине и Юге, ибо врагов своих плененных они не казнили, а клятву брали, отрезали левое ухо и отпускали...
– Каков же обычай?
– Мы тут средь туземцев обитаем, – пригас свет от сего солнечного человека. – В полунощной стороне черные угры, в полуденной кипчаки, а далее ордынцы. Нигде кругом нет родственной крови. Минет еще сто лет, и сольемся мы с ними, как здешние реки сливаются в единую. И ныне уже крови угорской да кипчакской в наших жилах довольно... Оттого и обычай: пусть люди твои семя свое оставят. Зришь ведь, сколько женщин, вдовиц и девиц у нас, а мужей им нет. Ловчий промысел еще опаснее ушкуйного, то зверь пожрет, то вода унесет, то тайга дремучая. Да и беда у нас лютая – вот уже двудесять лет одни девки рождаются...