Чума Атлантиды
Шрифт:
Дэвид кивнул. Это казалось убедительным.
– Закономерность представляется логичной, – отозвался Чанг. – Однако в моем восприятии есть проблема с хронологией. Семьдесят ТЛ: Адам, введение гена Атлантиды. Двенадцать с половиной ТЛ: падение Атлантиды, пропавшая дельта. Пятьсот тридцать пятый и тысяча двести пятьдесят седьмой годы: второй Тоба, два извержения и последующие вспышки бубонной чумы, начало Темных веков, потом их конец, сменившийся эпохой Возрождения. Далее тысяча девятьсот восемнадцатый год: Колокол, артефакт атлантов, спровоцировавший испанскую инфлюэнцу. А в этом году следующая вспышка из-за Колокола. Чума Атлантиды. Мартин напутал с датами: тысяча девятьсот восемнадцать… тысяча девятьсот семьдесят восемь. Вместо семьдесят
– Это было бы логично, – поддержал Янус.
– Когда ты родилась? – спросил Дэвид. – Э-э, я спрашиваю из чисто научных побуждений.
– Умница, – промолвила Кейт. – Я родилась в семьдесят восьмом году. Однако… зачали меня в восемнадцатом.
– Что?! – почти в один голос воскликнули Янус с Чангом.
Дэвид услышал, как Шоу покидает свое место у него за спиной, чтобы встать перед группой, впервые проявив интерес к беседе.
– Это правда, – заявила Кейт. – Мартин – мой приемный отец. Мой биологический отец был горным инженером и офицером армии США во время Первой мировой войны. Иммари наняли его для проведения раскопок в сооружении атлантов под Гибралтаром. Он сделал это в обмен на согласие отдать ему руку моей матери. То, что он раскопал – Колокол, – и послужило причиной эпидемии испанки. Ирония заключалась в том, что болезнь унесла жизнь моей матери. Но сооружение, которое откопал отец, содержало комнату с четырьмя трубами. Он обнаружил, что они являются целительными и гибернационными камерами. И поместил мою мать – и меня в ее утробе – в одну из труб, где мы пребывали до семьдесят восьмого года – года моего рождения.
Доктор Артур Янус откинулся на спинку дивана. «Это может все изменить».
Слова Кейт шокировали доктора Шэня Чанга, хоть он уже и знал о Колоколе и гибернации; эта часть его ничуть не удивила.
В 1978 году Шэнь был рядовым исследователем в проекте, затеянном «Иммари Интернейшнл». Однажды утром ему позвонил Говард Киган – человек, о котором он до той поры не слышал. Киган сказал, что он – новый глава организации Иммари и ему требуется помощь Шэня, что Шэнь будет щедро вознагражден, что ему больше никогда не придется тревожиться о финансировании исследований и что он совершит невероятное дело – дело, которое спасет мир, – но никогда не сможет никому об этом поведать.
Шэнь согласился. Киган отвел его в комнату с четырьмя трубами. В одной находился маленький мальчик, впоследствии ставший известным как Дориан Слоун. Во второй находился Патрик Пирс, который и нашел трубы, как сказал Киган. В последней трубе была беременная женщина.
– Мы извлечем ее последней, и вы сделаете все, что в ваших силах, ради ее спасения, однако главный приоритет для вас – ребенок.
Шэнь еще ни разу в жизни не был так напуган. То, что произошло дальше, отпечаталось у него в памяти навечно. Он помнил, как держал ребенка, ее глаза… глаза Кейт Уорнер, сейчас смотревшие прямо на него. Невероятно.
Адам Шоу удивился рассказу Кейт. «Дело-то куда круче, чем я думал; да и она круче, чем я думал. Но я доставлю ее живой и невредимой, что бы ни случилось».
Наконец Кейт не выдержала:
– Может, хоть кто-то что-нибудь скажет?
– Да, – начал Янус. – Я бы хотел пересмотреть свои предшествующие оценки. Теперь я верю, что вы действительно Омега. И… это кое-что меняет. Начать хотя бы с моего понимания работы Мартина. Я больше не думаю, что его записи были банальной хронологией. Это лишь половина дела. Шифр Мартина скрывает куда больше. Это путевая карта по исправлению человеческого генома – по корректировке проблем с геном Атлантиды, по созданию жизнеспособного гибрида человека и атланта, нового биологического вида, первым представителем которого являетесь вы. Последовательность Мартина начинается с введения гена Атлантиды – с Адама, затем отслеживает интерференции, пропущенную коррекцию в момент Потопа, последовавшие за этим Темные века… и кончается вами, Кейт, – индивидуумом со стабильным, функционирующим геном Атлантиды, благодаря трубе, спасшей вам жизнь, и экстраординарному появлению на свет. Но… на первый план выходит реальный, практический вопрос: что делать теперь? У нас есть исследования, мы поняли записи Мартина. Нужно найти лабораторию…
– Я не сказала еще кое-что, – перебила его Кейт. – Мартин являлся одним из основателей консорциума под названием «Преемственность». Это группа исследователей со всего мира. Они годами вели эксперименты, отыскивая лекарство. В Марбелье у Мартина была исследовательская площадка… – В голову ей пришла внезапная мысль. – Я работала в здании, экранированном свинцовыми пластинами. Проводила серию экспериментов, а Мартин периодически брал у меня образцы ДНК.
– Как вы думаете, он экспериментировал на вас или на подопытных? – поинтересовался доктор Чанг.
Теперь у Кейт не осталось ни капли сомнений.
– И то и другое. Мартин сказал мне, что считает меня ключом ко всему. Увидев шифр, Омегу… да, я поняла это. «Преемственность» располагает всеми его результатами. Я связывалась с ними.
На лице Дэвида отразился испытанный шок.
– Что такое? – спросила у него Кейт.
– Ничего, – тряхнул он головой и устремил взгляд на Чанга с Янусом. – Думаю, надо отправить «Преемственности» результаты наших исследований и обсудить все высказанные теории с ними.
– Я согласен, – доктор Янус вынул флешку из кармана.
Чанг кивнул.
Глава 68
Где-то близ острова Альборан
Средиземное море
Звонок в «Преемственность» оказался интригующим.
Кейт почувствовала, что наконец-то смогла понять эксперименты, частью которых являлась в Марбелье.
Годами «Преемственность» разрабатывала алгоритм под названием «Симфония генома». Принцип в том, что при генной терапии определенного генома или внедрении в него ретровируса алгоритм «Симфонии» способен предсказать экспрессию гена. Эти предсказания в сочетании со знаниями о том, где эндогенные ретровирусы атлантов погребены в нашем геноме, позволяют предсказать реакцию индивидуума на Чуму Атлантиды и оказанную ему терапию.
Исследования Чанга и Януса, выявившие изменения генома от двух вспышек чумы в начале и конце Средних веков, оказались недостающим фрагментом – во всяком случае, на это надеялась «Преемственность».
Кейт смотрела, как доктор Янус манипулирует компьютером, загружая данные исследований в «Симфонию». Он гений. Кейт еще не встречала его ровесников, так ловко управляющихся с компьютером.
– Что сейчас? – спросила она в спутниковый телефон, переключенный в режим громкой связи.
– Сейчас подождем, – ответил доктор Бреннер. – Алгоритм поработает и выдаст возможные варианты лечения. Затем мы испытаем их и будем уповать на везение. Если мы отыщем эффективную терапию, то сможем быстро запустить ее в массовое производство. Описывал ли Мартин наши генные импланты?
– Я с ними не знаком, – вставил доктор Янус.
– По сути, мы имплантируем подкожный биотехнологический прибор, проводящий каждому индивидууму персонализированную терапию. Импланты находятся на беспроводной связи с сервером в каждом из Районов Орхидеи.
Это откровение потрясло Кейт.
– Я думала, импланты – для слежения… А разве Орхидея не обеспечивает терапию?
– И да, и нет, – поспешно сказал Бреннер. – Импланты обеспечивают материальный контроль – то есть аппарат слежения, играющий жизненно важную роль. Поскольку человеческий геном довольно разнообразен, мы поняли, что каждую терапию необходимо чуточку индивидуализировать, подстроить…