Чумные

Сиряченко Максим Николаевич

– Филипп Эстер, придворный лекарь. Рад нашей встрече.

Лекарь слегка поклонился ей. Поприветствовал ее как равного себе по положению, как коллегу, но более уважительно. В ту секунду Ванесса невольно подумала, что этикет въедлив и невольно становится привычкой.

– К делу. Ванесса, "Гордый" пристал к берегу этим утром.
– Перешел он после секундных церемоний к делу.
– Я, как вы догадались, с него, послан к вам по доверенности вашего отца, капитана Солта.

Голос незнакомца был серьезным и каменно спокойным. При этом он давал понять одной своей интонацией, что ситуация крайне напряженная.

– Отец? Но почему он еще на корабле, а не здесь? Почему он не с вами?

В

ее голосе помимо растущей изнутри тревоги прорезалась еле заметная строгость. Она перекрывала недоумение и легкий страх, который вызывала гнетущая неизвестность. Все это почувствовал Филипп, прекрасно разбиравшийся в людях, и, сам того не ожидая, почувствовал легкую гордость за Ванессу. "Узнаю кровь ее отца и ее матери.
– Подумал он мимолетно и расправил плечи.
– Ванесса Аретин... Мать бы гордилась ею. Ни дать ни взять, дворянка старейшего и знатнейшего рода Аретин, как есть!" Однако серьезность дела оборвала крылья мимолетных грез.

– Ваш отец болен неизвестной болезнью, которая настигла его в море. Он плох, и я пришел просить вас о помощи.

– Болен? Чем?

– Если бы я знал. Я надеюсь, что болезнь местная и она вам известна. Лечение нужно начать как можно скорее. А вам нужно пойти с нами и осмотреть вашего отца на тот случай, если болезнь окажется неизвестна мне, но известна вам.

– Да, хорошо. Сейчас. Возьму кое-какие препараты...
– Она развернулась и уже собралась идти к полке с лекарствами.

– Не нужно. Просто осмотрите его, скажите нам, знаете ли вы, как ее лечить и чего от нее ждать. Если вы ее узнаете и у вас есть лечащие препараты, мы не будем его переносить к вам, не будем тревожить. Идемте.

Ванесса ничего не ответила, только быстро надела туфельки и схватила со стоящего у входа стула кожаную суму на поясном ремне. Филипп сразу понял, что это ее полевая сума лекаря со всем необходимым для оказания первой помощи - остановки кровотечения, перевязки ран и остановки действия ядов. Филипп мысленно похвалил девушку за предусмотрительность и чувство ответственности. Именно эта незначительная черта во многом определяла ее отношение к делу, и алхимик понял, насколько Ванесса настроена серьезно к своей практике. Интересно, она сама до этого дошла или вычитала где-то? Никто подсказать ей не мог.

Ванесса быстро и довольно проворно закрыла дверь на замок, Филипп в это время сошел с крыльца. Он перехватил взгляд юноши, направленный на Ванессу, и заранее предугадал его вопрос. Разумеется, Нил сейчас спросит у нее разрешения пройти с ней к больному капитану. Взгляд Нила выдавал его с потрохами, в нем читалось и волнение за его подругу. Но все обернулось несколько иначе, чем лекарь предполагал.

– Ванесса, можно?..

– Иди.
– Бросила она.
– Можешь даже взойти на корабль. Но в трюм я зайду одна, с ним.

Лекарь понял, что под "ним" Ванесса подразумевает его, Филиппа, но не стал акцентировать на этом внимание.

– Ты уверена? Не...

– Нет, Нил, я не боюсь.
– Ответила Ванесса почти строго.
– Мой отец болен, о каком страхе может идти речь? Да и чего мне бояться? Средства защиты у меня есть, матросы меня не тронут. А у уважаемого господина лекаря нет отравленного кинжала под плащом.

– Ни в коем случае.
– Ответил Филипп и заметил, как юноша еле видимо вздрогнул при упоминании о кинжале.

"Да ты мне не доверяешь, дружок. Ну-ну. Никто не свободен от предрассудков" - усмехнулся под своей маской лекарь.

– Филипп, идемте скорее.
– Поторопила девушка алхимика в маске.
– И ты не стой.

Она поторопила Нила одним взглядом, которого оказалось достаточно. Обратный путь к кораблю занял чуть меньше времени. Филипп то и дело поглядывал на юношу с девушкой, пытаясь высмотреть потаенные

мысли и настроение. И если с Нилом это не составляло большого труда, то с Ванессой дело обстояло куда сложнее. Она старалась скрыть себя перед незнакомцем, по отношению к которому не испытывала ни страха, ни недоверия, ни расположения, а доверяла совсем чуть-чуть и только потому, что он назвался лекарем и доверенным ее отца. И все же он часто ловил ее изучающий взгляд на себе, быстрый, практически молниеносный, как бы невзначай пробегающий по нему. И он был прав: Ванесса действительно никак к нему не относилась, было только незначительное, ни к чему не обязывающее доверие и заинтересованность выделяющимся среди местных жителей человеком. В любое другое время она бы поддалась этой заинтересованности, начала бы задавать себе вопросы о том, откуда этот лекарь взялся, зачем приплыл в такую глушь, каким образом оказался на корабле. В любое другое время. Мысли о тяжело больном отце не давали ей покоя, неизвестная для незнакомого, но кажущегося профессиональным лекаря болезнь настораживала, изводила и бесила ее своей неизвестностью. И все это блекло перед всепоглощающим страхом за отца. Всего этого Филипп не смог прочесть в синих, холодных и невероятно глубоких глазах девушки, которые прятали в себе секреты души, как два голубых омута. Только страх за отца он и смог различить, и он всецело разделял этот страх с молодой дочерью капитана.

Ванесса шла следом за лекарем, на этот раз уже он указывал дорогу к кораблю. Страх изматывал, неведение изводило. Сначала утром, теперь сейчас. Она чувствовала, как к ней присосался огромный слепень, который вытягивает из нее все спокойствие, делая ее все боле раздраженной, разжигая злость и чувство бессилия, которое порождало неведение. Ванесса прокляла этот страх несколькими самыми ужасными ругательствами, которые только знала, повторила про себя эту мантру несколько раз, но это, разумеется, не помогло. Ей нужен был способ отвлечься от страха и вздохнуть глубже, и тогда она вспомнила, что ей, вроде бы, был интересен шагающий впереди нее незнакомец. Филипп, кажется, его имя? Филипп Эстер, хорошо. Ей, конечно, наплевать, если она вдруг ошибется и назовет его как-нибудь по-другому, да и дворцовый этикет почти выветрился за десять дней жизни в деревне. Только вот обижать лекаря ей почему-то не хотелось. Наверное, все-таки нетленные останки хороших манер. Девушка даже начала чуть-чуть жалеть о том, что сказала о нем в третьем лице в его присутствии, так, как будто его не было тогда возле ее дома. Это же неприлично, черт возьми.

– Филипп, скажите, а вы как оказались на корабле моего отца? Вы, кажется, назвались придворным лекарем.

– Верно, я придворный лекарь.
– Сказал он без хвастовства.

– А придворному лекарю часом не положено сидеть при дворе?

Филипп сначала удивился, даже несколько опешил от подобного вопроса, но потом с его губ слетел короткий смешок. Девушка попала в самую суть.

– Еще как положено. Было непросто уломать нашего правителя. Он меня, видите ли, слишком ценит, и вообще носится со мной, как квочка с цыпленком. Я почти месяц собирал доводы, чтобы выиграть в споре.

– И как? Понадобились все те аргументы?

– Часть.
– Уклончиво ответил Филипп, и по его голосу было непонятно, какая это часть, нулевая, меньшая или большая.
– Главным аргументом стала цель мореплавания.

– Надо же. И какая у вас цель?

– Найти лекарство от чумы...

– Ого, благородное начинание!

"Никакого такта. Ноль уважения. Удивительно" - укорил ее Филипп.

– Впрочем, есть еще одна, о которой вам знать не положено, это мое личное дело.

– Да ладно, я ведь все равно узнаю. Вся деревня узнает, вы не представляете, как тут быстро расходятся слухи.