Чумовые истории. Пёстрый сборник
Шрифт:
Козел процокал копытцами к непонятному покусителю. И когда тот, фырча и чихая, весь перемазанный в пыли, известке, высунул нос – Анаксимандр лизнул его.
Званые гости ничуть не лучше татарина. *смеются*
Андрей: а чиво вы тортик не едите?..
Ксафа: у меня диабет.
Шур: у меня спортивное питание.
Витя: а я просто не люблю тортики.
Все: как?! Как?? Можно?? Не любить… Котиков?!
На кладбище
– Чу, полночь! – Маргарита потянула носом влажный воздух, вскочила с тюков, расправила плечи. Довольная улыбка освещала её пьяненькое, обычно такое жесткое и угрюмое лицо.
– Переезжаете?.. – Ксандр кивнул на кульки, его блеклые, потускневшие глаза полузакрыты, расчихался, прячется за платок.
– Я? Я? О, нет! Так, кое-какие вещи кое-кого всё выкинуть времени не было. Прах к праху. Хорошо, вчера Дьюла помог разобраться. А что, тебе любопытно стало? Нет, нет там ничего стОящего, уверяю. Ни тебе золота, ни гобеленов. О, как же маняще пахнет эта ночь! Чуешь?! Свежими травами, грибами, жирным навозом, сыростью.
Она внезапно плюхнулась на колени, встала на четвереньки и, раскачиваясь по-змеиному, всё с той же блаженной улыбкой принялась обнимать землю, цепляясь потрескавшимися пальцами за корни ив и осин, втягивая ароматы пробуждающейся весны.
– Ке фу, ке малёрёз… – Ксандр нервно отступил на шаг, скорчив гримаску, видимо, посчитав свое присутствие при подобной сцене как-то непристойно.
Маргарита засмеялась, перевернулась на бок, ноги белели под задравшейся юбкой. В селе за опушкой выли и лаяли собаки.
– Еще довольно холодно. Маргит, вставайте.
– А мне всё едино. Как думаешь, мертвецы не чувствуют холода? А, Ксафа?.. А боли, обиды? Мертвецы мстительны! Мертвецы всегда побеждают. Как семена в земле, холодные и мертвые, лежат там, среди жуков, червей и корешков, в глине, лишенные света, зрения, звезд… Но они не глухие, нет. У них чуткий слух. Бедненькие.
Она снова засмеялась, перекатилась на другой бок.
– Нет, я не встану. Оставь меня в покое. Лядраку тоата. Кто бы знал, как я устала. Полежу хоть вечность, спокойно, в тишине.
Её ресницы подрагивали, она с упоением всасывала ночной воздух. Ксандр с едва слышимым скрипом и вздохом оперся спиной о замшелый каменный крест и закурил. Зеленая вспышка фосфора осветила его бледное восковое личико.
– Милая моя, вставайте. Ву н'авэ па дё резон.
– Ой, что это я! – Маргарита с искренним, таким детским, непосредственным ужасом опомнилась и села. Она нащупала в карманах пальто грязные стаканы, по стакану в каждом кармане. И бутылку цуйки в объемистом декольте. Нетерпеливо потребовала:
– Наливай! До дна! За здоровье не предлагаю. Давай, не чокаясь. Что было не воротишь. Ну даст бог, отец Павел на свечи и молитвы не скупится. Ему щедро плочено. Ксафа, кёшёнём, че фрумош, организуешь мне встречу?..
– С кем, пшепрашам? – Ксандр от деланного удивления лязгнул зубами об стакан и расплескал содержимое на брюки.
– С твоей бабулей, едрит-мадрит!
Маргит начинала злиться и трезветь. Она обхватила себя руками, утешая, чтоб не дать волю чувствам и когтям, рывком поднялась, покачиваясь и неверно ставя ноги. Ветер хлопал и трепал её пальто, словно черное знамя.
– Не отмалчивайся. Как друга прошу.
Ксандр стоял неподвижно, скрестив руки за спиной, избегая встретиться с ней взглядом.
– Да или нет? Да скажи же что-нибудь. Спишь что ли?
– Этой ночью луна слишком яркая. Глазам больно.
Он двинулся медленно вдоль могил в тень дерева. Одетый, как всегда, элегантно, от пары кожаных ботинок до галстука и перчаток, в вечных министерских брюках и синем бархатном пиджаке, в голубом свете огромной луны, как в свете неумолимого лагерного прожектора.
– Ты не меняешься. Всё такой же. Норок! – подняла над головой и опустошила еще стакан. – Что тебе предложить, чтобы ты согласился?
Ещё стакан, и её зеленые глаза стали чудным образом одновременно мутными и пронзительными. Слово за слово, незаметно, они перешли на понятный им обоим немецкий. Голоса звучали тише, тише, фразы выходили сухими, как старая шкурка ящерицы.
– Дорогая, вы могли бы воспользоваться обыкновенным телефоном.
– Такая весна, скоро черёмуха проснется! Ты мне всё о технологиях, о прогрессе! Я так не могу. Это слишком личное, понимаешь? Мне не нужна эта трескотня в пустоте. В проклятых горах часты грозы и землетрясения.
Словно в ответ, в тишине, вдали громыхнуло, и отблески молний надломили синий небосвод трещинами, выхватили на миг приблизившиеся пики черных громад. Собаки вновь бешено залаяли и завыли. Маргит прорвало:
– Они напуганы. Ты же знаешь, в этом чертовом доме даже не всегда есть электричество. Нет газа, нет воды. Связи тоже нет. Ты же талант и душка, ну, организуй нам встречу? Давай на будущей неделе, в Сфанта-Ана? Знаешь, где Сфанта-Ана? О, вот если бы в миске чорбы как по волшебству можно было прозреть будущее!
Она хрипло рассмеялась.
– Дай закурить. Скажи, а твой стеклянный глаз видит будущее или прошлое? О, мои дети, молодые и гордые, жадные, как и мы когда-то. Они не понимают пока всей тяжести моего чувства вины. Бывает, среди ночи слышишь знакомые шаги, кто-то ходит хромой, вокруг дома, силуэт высокий, в черном. Что рыщет, чего потерял? Спрашиваю – молчит. Странно, да? Наверное, цыгане опять провода срезать хотели. Мертвецы, как коты, любят поиграть с живыми, с трепещущей добычей. Да, Ксафа? И что нам остаётся сегодня? Ждать и курить, рабдаре ши тутун. Ах, Сашенька, я ж тебе так завидовала, когда ты был жив, пока не сделался, как мы, вечно голодный и бесприютный, да. Твоим ногам, твоему голосу. Он спорил с тобой лишь затем, чтобы подольше послушать, чтобы заставить задержаться у нас, я знаю, это меня жутко бесило, и всё же я ждала, когда ты к нам заглянешь. Парадиз д'элеганс. Все машины поломались. Василь в Брэиле квартиру снимает. Дьярдья к себе давно не зовет. Весна, весна! Огород затопило. Всё богатство – бесплатное, подсолнухи да кузнечики.