Чупадор
Шрифт:
— Жанна, — сказал я, — открой секретер и отыщи зеленую папку. Да, там… Посмотри на эти странные и суровые наброски… Они подписаны именем Эль Чупадор.
Совсем обессилев, я поворачиваюсь в сторону окна… Ночь уже там она точна в свиданиях со мной. С внезапным страхом я перевожу взгляд на Жанну, и она с ужасом видит, как глаза мои пытаются убежать сами от себя… убежать от Своей трагедии.
V
Звеня вехами — призывами башенных часов, — новая ночь уже перевалила на вторую половину, а мои взгляды, буквально прилипшие к шторам, не замечают ни малейшего движения, предвестника жестоких мучений… Я так напряжен от ожидания, что готов способствовать болезненному бегству тех остатков крови, которые еще удерживаются сетью плоти, чтобы напитать еще раз эти неизвестные руки, беспощадный пресс чудовищного виноградаря…
Уже половина ночи свернулась в огромную штуку ткани, которую Время наматывает со дня Творения, дабы вручить неведомому Хозяину пространства, имеющему право на нее.
И поскольку шторы спальни все не раздвигаются перед пальцами, принадлежащими рукам, протянутым из-за таинственных кулис, я понемногу начинаю дрожать — надежда во мне обретает опору.
Не ощущая никаких удушающих объятий, не испытывая тоски, я слышу чудесную музыку… И хотя я очень слаб, но начинаю напевать мелодию детства, которая выплескивается из моей памяти с четкостью хрустального звона. Я напеваю, и мое пересохшее горло наслаждается чистым течением песни. Я улыбаюсь, и улыбка моя нежна и легка, как пудра. Я плачу, и глубокие морщины страданий на моих щеках впитывают влагу слез, как некий небесный бальзам…
Во мне осталось так мало крови, что Смерть, любезный гид, поддерживает меня под локоть. Разве важно, что, превратившись в гимн жизни, мои песенки притупляют клыки этой удивительно спокойной ночи, хотя они, похоже, наконец решились ускорить мою кончину.
Мелодия оставляет сладковатый привкус на губах, и я буквально вижу, как взлетают шелковистые ноты… Они светятся, эти языки мертвого пламени, медленно обвиваются вокруг моих конечностей, лаская кожу и согревая своим успокоительным теплом. Вскоре эйфория помогает мне подняться, и делать это мне легко, ведь я вешу не как взрослый человек, а как его горькая слезинка…
Музыкальная нить возвращается, проникая в мои уши, проскальзывая, словно теплое цветочное масло, сквозь барабанные перепонки. Последние дурные мысли, таящиеся в недоступных уголках моего существа, пропитываются добротой и облачаются в белый саван отпущения грехов.
Вдыхая аромат елея, ощущая зажатую губами розу, я пытаюсь привстать и бросить усталый взгляд к подножию постели. На мгновение замираю от неожиданности, а потом от ужаса… Нотки моей песни тут же превращаются в стальные гвозди, прокалывающие барабанные перепонки… Роза обрастает шипами, раздирающими в кровь мой рот.
Напротив меня, вцепившись в дерево кровати, две руки, затерянные за гранитной стеной, ждут… пальцы-крючья, готовящиеся взять на абордаж мое спокойствие.
Спущенные с цепей тоски, фальшивые ноты отчаяния пытаются погасить мою песню, но я удваиваю усилия, чтобы моя разверстая глотка не отведала острых шипов розового куста.
Я делаю вид, что не замечаю чудовищного присутствия, в надежде собрать остатки сил, протянуть свои руки к тем рукам, схватить их и вступить в борьбу с ними.
Но десяток глаз этих рук, десять сверкающих когтей, следят за моими мыслями, показывая тщету подобной затеи.
Однако я ощущаю, как шевелятся мои ноги. Мне помогают приподняться… Желая узнать, кто помогает мне, я с ужасом вижу, как по мне скользит громадная змея, враждебная, истекающая слизью…
Едва ужас на мгновение вдыхает в меня энергию и поднимает мое тело, как руки, волосатые обрубки, покидают свою опору. Эти отвратительные гигантские насекомые, рожденные адскими тропиками, бросаются на мое тело и топчут его с такой яростью, что мне кажется, будто по коже проносятся тысячи подкованных железом копыт при беспорядочной атаке кавалерии.
Я падаю побежденный, даже не коснувшись врага, но успеваю увидеть, как с гипсового неба спускается толстый шприц, похожий на отвратительного паука, висящего на своей паутинке. Быстрые и умелые, руки-вампиры хватают шприц и всаживают мне прямо в сердце острую, как жало, иглу.
Я падаю навзничь и проваливаюсь в бездну, я падаю… падаю… и уменьшаюсь в падении до размеров молекулы, затерявшейся в бездонной черноте.
Пронизывая мои веки, дневной свет возвращает человеческое достоинство презренной черной точке, в которую я превратился в жадном ничто.
Солнце заставило ночь отпустить добычу.
Сегодня утром я не узнаю обстановки, в которой мне еще суждено оставаться. Серая фигура, нависающая надо мной и уткнувшая лицо в ладони, походит на статую в райских кущах, куда меня, быть может, уже перенесли… Она склоняется надо мной… движется!.. Вот-вот раздавит меня!.. О нет! Не оставляйте меня здесь… Она падает… все больше клонится, падает… падает мне на грудь, слишком слабую, чтобы выдержать удар… Она разом убьет меня, тогда как ночные враги убивают уже долгие недели… Нет, я не должен умереть в мгновение своего Воскрешения.
В отчаянии, не желая уходить навеки, но держа в своих руках руки Жанны, я умоляю:
— Жанна… Жанна…
И статуя кивает. У нее голос Жанны.
— Если у тебя голос Жанны, — с нежностью произношу я, — тогда вытащи из меня иглу, проткнувшую сердце и причиняющую невыносимую муку.
И тут я узнаю нечто чудесное, о чем никогда не знал. Я узнаю, что камень иногда умеет плакать, как любящая женщина.
VI
Сегодня, кроме порции чужой крови, сочувствующий Гарраль предложил моим истощенным мышцам бесцветную жидкость, которая, похоже, должна подарить мне здоровье подростка. По его словам, завтра я встану на ноги, и мы отправимся в лес верхом на лошадях.
После укола я расслабленно засыпаю и до трех часов пополудни почти счастлив, играя в угасание.
Этого достаточно, чтобы я ощутил прилив жизненных сил, щеки мои розовеют, и я с кокетством рассматриваю себя в зеркальце. Но стоит Жанне отвернуться, как я, смочив слюной палец, тру кожу, чтобы вскрыть обман.
Цвет жизни держится и даже становится ярче. Быть может, Гарраль, отбросив самолюбие, наконец решил обратиться к магу?
Ощущая силу, чувствуя себя хозяином на поле битвы, я рассказываю Жанне продолжение моей встречи с бродячим художником…