Чувства наизнанку
Шрифт:
— Нет, — решительно рубанула воздух Ковалева, — это память о Степе. Мы в этой квартире когда-то все сами делали, а потом ее обставляли. Понимаешь?
— Понимаю, Нин. Только Степы твоего уже семь лет как нет в живых. Пора бы уже…
— Да, Тань, — перебила меня подруга, — тебе пора домой, да и у меня дела.
Обиделась. Впрочем, как и всегда при воспоминании о ее покойном супруге. Но я предпочла забить на это, а уже спустя час входила в свою маленькую студию, что снимала вот уже три года в спальном районе столицы.
Это были тридцать два квадратных
И совершенно не понимала, что мне делать дальше.
Изводила себя весь день страшно. На нервяке перемыла квартиру, перегладила все постельное белье, перестирала шторы, разложила в шкафу все вещи по цветам и даже окна надраила до идеального блеска. Умаялась как проклятая, а от навязчивых мыслей в своей голове так и не избавилась. Нет-нет, да замирала каменным изваянием и снова пропускала через себя бурю воспоминаний, а потом летела на кухню и жадно хапала ледяную воду.
Потому что стыдно. Потому что недопустимо. Потому что нельзя!
Но понедельник, как бы я того не хотела, все-таки наступил, и я, дерганная и с искусанными губами, хоть и с опозданием, но появилась в офисе. Все оглядывалась по сторонам, короткими перебежками добралась до лифта, а на своем этаже словно мышка прошмыгнула за рабочий стол в огромном опенспейсе. И — в компьютер, чтобы ничего не видеть и не слышать. Хотя, каюсь, прислушивалась к каждому звуку и шороху, боясь увидеть Хана и его стальной взгляд, устремленный прямо на меня.
Извелась неимоверно. Как еще глаз дергаться не начал, я не знаю. Но на послеобеденное совещание я шла как на эшафот: ноги ватные, руки трясутся, в груди бухает, кровь в венах бурлит.
Страшна!
Вот только в кресло руководителя вместо Хана сегодня сел его первый зам, а потом одним предложением подарил мне такое облегчение, что я растеклась прибалдевшей лужицей на своем стуле:
— Напоминаю, Марка Германовича до понедельника не будет, он улетел во Владивосток. Но мы не расслабляемся и пашем, господа. Поехали…
О, я не поехала. Я летала! Порхала, парила и вообще была явно не в себе от счастья. Неделю без Хана — это же так чертовски много, так божественно прекрасно!
Вот только уже спустя несколько часов мне пришлось стереть улыбку со своего лица, а потом вспыхнуть от праведного гнева. И все из-за посылки, которую мне вручил появившийся за пятнадцать минут до конца рабочего дня курьер.
— Сажина Татьяна Юрьевна? — спросил парнишка и поправил фирменную кепку.
— Я.
— Это вам, — протянул он мне черную матовую коробку, повязанную алым бантом и удалился.
А я осталась сидеть и недоуменно хлопать глазами. Правда, любопытство взяло верх над здравым смыслом, и я все-таки приоткрыла коробку, а потом и заглянула внутрь. И тут же ее захлопнула.
— Похотливая скотина! — прошипела я мстительно и брезгливо оттолкнула от себя посылку.
Наверное, не нужно вам объяснять, что остаток рабочего дня я просто сидела и тупо пялилась на черный матовый картон и алый бант? Ну вот и здорово, потому что именно так и было. Я полировала их взглядом, а потом, словно какое-то мерзкое насекомое, подхватила кончиками пальцев и тут же запульнула все это хозяйство в мусорное ведро.
Потому что там ему было самое место!
А вскоре уж подошло время идти домой. Вот только сложив в сумку свои нехитрые пожитки, я на минуту задумалась о том, что нельзя вот так просто взять и оставить такую очевидную улику у всех на виду. А вдруг уборщица посмотрит, что внутри, и разболтает о находке у меня под столом.
И все — считайте моя песенка спета. Пинком под зад и с волчьим билетом на все четыре стороны, тогда как Хану ничего за его проступок не будет. Биг босс же, да и отец его — президент компании, ну пожурит сыночка за шашни на рабочем месте, не более.
Именно потому я все-таки нагнулась и вытащила из мусорного ведра коробку, перехватила ее под мышкой и только тогда двинула в сторону выхода. А уж придя домой, поставила ее на журнальный столик перед телевизором и только сейчас задумалась о том, что какого же черта я не выбросила ее в мусорку рядом с домом?
Дура, потому что!
Водрузила картонку на журнальный столик и двинула к кухонному уголку, чтобы приготовить себе ужин, а после целый вечер сидела и полировала красный бант возмущенным взглядом; все ругала про себя беспардонного начальника.
Сволочь! Скотина! Мерзавец! Подлец!
Вот только руки чесались неимоверно, и сраное женское любопытство компостировало мозги, посылая мне невидимые сигналы: открой ее, посмотри, давай…
А-а-а!
Плюнула на это гиблое дело, встала, переоделась, подхватила спортивную сумку и двинула в спортивный зал, что располагался в соседнем от моего дома здании. А там на беговой дорожке битый час наматывала круги, стараясь не думать, не анализировать и не вспоминать.
Да только ничего не помогло!
Глубоко за полночь, уже лежа на разложенном диване, я все бесконечно крутилась и поглядывала на коробку, а потом все-таки сдалась и протянула к ней руки. Приоткрыла осторожно, а спустя несколько секунд все-таки откинула крышку и заглянула внутрь.
Это был комплект нижнего белья очень дорогой, премиальной марки. Я о таком могла только мечтать, так как не привыкла выкидывать столь сумасшедшие суммы за пару тесемок и кусок кружева. Но это…
Дотронулась пальцами до бретельки бюстгальтера и подняла его в руках, чтобы лучше рассмотреть и охнула, любуясь неоспоримой красотой и качеством исполнения. Дальше выудила и трусики, а затем и пояс для чулок. И все вместе это составляло потрясающий комплект, обещающий быть воплощением изощренного соблазна: изящные лямки, мягкие чашки из тюля с кружевной отделкой и цветочным узором, ажурная спинка и воздушная оторочка. Идеальный и точь-в-точь по моей фигуре.