Чуйский тракт
Шрифт:
Сказал, что это он так сам себя исхлестал каким-то особым веником. С гордостью рассказал о том, как все бандитские деньги перевел больным детям.
Зина слушала очень внимательно, но было заметно, что она не верит, ни единому слову. Сериал давно закончился. По телевидению передавали новости.
Вдруг Гена увидел знакомую картину.
– Смотри, смотри, а ты мне не верила! – он показывал на экран. Зинаида добавила громкости.
Показывали изрешеченный джип в лесу и мертвых пассажиров. Голос за кадром с каким-то удовольствием смаковал подробности убийства. Сказал, что очевидцы-грибники видели неопознанный грузовик, на полной скорости уходящий с места
Одним из убитых оказался известный в криминальном мире авторитет по кличке Сиплый. Кандидат в депутаты и организатор детского благотворительного фонда «Благодея». Фонд был создан с целью отмывания денег, и все расчетные счета теперь арестованы. Ведется следствие.
– Какой же ты идиот! Идиот! – Зинаида заметалась в приступе ярости.
– Ничего себе!
– Гена сидел, ни жив, ни мертв.
– Зачем же ты деньги в этот дурацкий фонд отдал? Все! Дома жрать нечего, а он доллары тысячами раскидывает. Какие дети? Ты слышал, чем эти бандиты занимались? – она со злостью швырнула на пол стеклянную вазу, осыпав осколками все вокруг.
– Теперь тебя ищут, и машину ищут, и найдут, не сомневайся! И на тебя все повесят! Сволочь! Всю жизнь мне искалечил! – она бушевала вовсю.
Геннадий сидел уязвленный, раздавленный собственной глупостью.
– Ничего от тебя хорошего не видела! Ничего! Как был ты простофилей, так простофилей и остался! – Зинаида летала будто фурия, вихрем опрокидывая стулья.
Ему стало очень обидно от ее упреков.
– Как же так? Почти двадцати лет вместе прожили, а оказывается, ничего хорошего и не было? – он возмущенно смотрел на нее.
– Заткнись! Никогда не любила тебя! – бурная ярость перешла в громкий плач. – Ну, зачем ты тогда появился? Зачем?
– Все не можешь забыть своего Рафаэля? – это был удар ниже пояса.
Зинаида смолкла на миг, подняла мокрые от слез глаза, и что есть силы, отвесила ему звонкую пощечину. Гена от неожиданности отлетел на диван.
– Не смей так говорить о нем! Слышишь?
– Слышу! – щека горела от боли. – Я все, все про тебя знаю! У тебя есть любовник! Есть, не спорь!..
– Что? – она вдруг успокоилась. – Любовник? Да Гена. У меня есть любовник! И уже давно! Состоятельный, образованный человек. Тонкий, щедрый, привлекательный! В отличие от тебя. Неудачника!.. – последнее слово тяжелой гирей упало на голову Геннадия.
Он закрыл лицо руками, чувствуя, как грудь пронзает раскаленная железная стрела. Хотел что-то ответить и не мог, хотел встать – тело не слушалось его. Воздуха не хватало, сердце щемило горечью безвозвратной потери.
Зинаида, плакала молча, невидящим взглядом уставившись в погасший экран. Обоим было понятно, что семейные отношения зашли в тупик. Никто из них не знал, как дальше жить с таким камнем в душе. Долго сидели в темноте, в безмолвии. Наконец Геннадий, приняв решение, начал одеваться.
– Куда ты? – она уже жалела о случившемся.
Не отвечая, он быстро вышел во двор.
– Гена! – Зина услышала шум мотора. Вскочила неодетая, бросилась на улицу. – Гена!.. – перед ней мелькнули огни стоп-сигналов и удаляющийся задний борт. – Гена! Вернись!..
– кричала вслед, остро почуяв страшное, непоправимое…
Геннадий гнал Зил
Выехав за город, машина заревела на полных оборотах, стремительно пронзая ночь.
Гена твердо решил умереть. Под Бийском есть длинный высокий мост через реку. Вот с него-то он и слетит. Предстоящая смерть совершенно не пугала. Он не знал, как жить дальше. Жизнь кончилась сплошным мучением. Чувство абсолютного одиночества охватило его. Ветер врывался в раскрытые окна, он не чувствовал холода, гнал, гнал, и гнал… Пытался вспомнить что-то счастливое из своей жизни и не мог. Все радостные мгновения были связаны с Зиной. Без нее счастья не было.
Разве только когда он, совсем, совсем маленький пятилетний мальчик, сильно заболел ангиной. Лежал в своей детской кроватке, лихорадочно метаясь в горячке и проваливаясь в бреду, беспрерывно теряя сознание. Его увезли в больницу, и мать ни на минуту не отходила от него. Врачи разводили руками и намеками говорили о возможности летального исхода. Мама обливалась слезами, не зная чем помочь умирающему ребенку. В день, когда наступил кризис, Гена, очнулся и, горестно глядя на маму, слабым голосом попросил мороженого. Она сказала, что нельзя, что врачи будут ругаться. Он ничего не ответил, только отвернул лицо. Мама видела, как по детской щеке скатилась одинокая слеза.
– Я сейчас сынок, сейчас, ты только не засыпай!
Он лежал под больничным одеялом, свернувшись калачиком. Маленький, горячий, чуть живой. Казалось, мама никогда больше не придет к нему. Вздохнул тяжело и опустил веки. Ни сил, ни слез больше не было. Проваливаясь в вязкую черную пустоту, из далекого далека услышал зовущий его родной голос. Еле смог открыть неподъемные веки. Мама звала его, держа в руке вафельный стаканчик. Вокруг столпились врачи в белых халатах, но он видел только ее. Он не знал, что в стаканчик налили растопленное подогретое мороженое. Мама ложкой зачерпнула и поднесла к его губам. Но он не мог открыть рот. Кое-как затолкали в него ложку мороженого. Он ничего не чувствовал, но снова открыл рот. Мама, рыдая, кормила его. Через какое-то время он почувствовал вкус, и глаза чуть загорелись. Съел все, и попросил еще. Лежал, облизываясь, пока бегали за второй порцией. Мама нежно гладила его воспаленную голову. Принесли еще стаканчик. Он съел все содержимое, навсегда запомнив вкус растаявшего мороженого, и с тех пор не зная ничего вкуснее. После еды провалился в непробудный сон и спал сутки. Потом начал быстро выздоравливать.
Этот эпизод и ласковые мамины руки, легко теребящие его волосы, и были самыми счастливыми моментами в его жизни.
Дальний свет фар ярким пятном освещал несущуюся под колеса трассу. Гена вспомнил мать, ее лицо, родной голос… Стоп! Ведь совсем недавно кто-то гладил его по голове, играл остатками волос!
Власта!.. Сердце забилось радостно. Он вдруг вспомнил все. Раскаленная жаркая баня, непередаваемая, наполненная невыразимой бурной страстности ночь в заброшенной крестьянской избе, догорающие свечи, погасшие лучины. И Власта… Ее лицо, огненный взгляд, нежные руки, грудь…