Чужак

Вилар Симона

Торир отфыркивался, стряхивая лившуюся на голову воду. Потом сорвал травы, стал обтираться. Заметил, как поглядывает на него Рысь.

— Говори.

Рысь задумчиво потер покрытую щетиной щеку.

— Не отпустит тебя Мутьян. Нужен ты ему. Чтобы подучил и как грады брать, и как суда топить.

Торир же подумал, что сейчас Рысь предавал своего главу, давая понять, что для него чужак ближе собственного князя. Наворотнику был нужен среди древлян такой вот верный человек. И не нужен хитрый Мутьян.

— А ты вот сам, Рысь, хотел бы князем древлянским стать?

На

Рыси сейчас не было боевой раскраски, и казалось, что по его лицу все можно было прочесть. А вот нет. Только замер на миг, веки опустил. А когда взглянул — его крапчатые глаза так и горели.

— Вот уж не знаешь, кто тебе удачу подаст. Я-то ведь всегда под кем-то ходил. Теперь же выходит, ты позвизд [65] в моей судьбе. Тебя ко мне боги направили, помня требы мои богатые.

«Ишь, как его занесло», — только и подумал Торир. Поспешил отрезвить Рыся:

65

Позвизд — ветер перемен.

— Я только спросил. А там поглядим, как выйдет. Пока же постарайся свести меня с волхвами. Поможешь мне — и я тебе помогу.

Мутьян досаждал Ториру нещадно. И все венец византийский перед ним вертел, словно бабу, какую цацкой соблазнял.

— Послужи мне, чужак пришлый, вобиде не будешь.

Но Торир помнил, о чем говорил Рысь. И все время замечал за собой пригляд. Но даже у доглядчиков Мутьяновых не возникло подозрения, когда называющийся Малом чужак стал наведываться на капище Перуна. Что ж, Перуну всякий, кто меч носит, поклониться спешит. А если уединяется с волхвами, то это дело обычное. Волхвы сказанное им хранят — то лишь для богов весть.

Торир же взял на себя немалую задачу — уговорить древлянских служителей Перуна подняться над волей князей-старшин. У древлян о таком не слыхано было, однако и приятно, заманчиво. Другое дело, что Мутьяна и отца его, Старого Мала, служители побаивались. Вот и отвечали: ты с Мутьяном сладь, а за нами дело не станет, на княжение нагадаем того, кого посоветуешь. Даже клятву дали посланцу, да еще у неугасимого огня перед Перуном — а это уже серьезно.

В лесную чащу к Мутьяну пришла весть о том, что ладьи новгородские на подходе. И сразу оживились древляне, стали выполнять необходимые перед набегом обряды, готовить оружие, раскрасились по-боевому. В положенный час двинулись к Днепру.

Торир еще загодя присмотрел место, где лучше напасть, оба берега обследовал. Лесистые берега тут узко стягивали течение Днепра, в прибрежных камышах можно было спрятать не один десяток подвижных лодок-долбленок. Торир велел всем занять места, затаиться и ожидать сигнала.

Сам раскрашенный как древлянин, он склонился к сидевшему рядом Мутьяну.

— Как подам сигнал, так первым, князь, выступай. Удаль свою покажи. Я же с запасными силами появлюсь, как только нужда вподмоге появится.

И подумалось: может, какая шальная стрела и избавит от неугодного?

Но Мутьян — не доверял, что ли? — только зыркнул сердито

из-под надвинутой на лоб волчьей морды.

— Про удаль мою воины и так ведают. А вот ты… Как двинешься, так и я за тобой.

Караван новгородских судов появился, как и ожидали, на закате. Плыли по течению три весельные крутобокие ладьи, на парусах вышито солнце, на высоких носах-штевенях морды оскаленных чудищ вырезаны. Ряды весел слаженно поднимались и уходили в воду. Быстро плыли ладьи, стремясь поскорее миновать неведомые враждебные берега. Охраняли их, как донесли, наемники-варяги. С берегов их узнавали по стати, по шлемам рогатым, по крепким круглым щитам. Древляне варягов побаивались. Знали их умение в бою, да еще и на водах. Мутьян же своего чужака как залог победы выставлял. Мол, один северянин знает, как других бить.

Торир, чуть раздвинув камыши, глядел, ожидая, когда первая ладья дойдет до места, где древляне перегородили реку корягами и буреломом. На первой ладье наверняка опытные кормчие, заметят по бурунам помеху под водой, замедлят ход. Вот тогда…

Ему не хотелось этого «вот тогда». Подсознательно желал, чтобы отбились союзники-новгородцы. Однако в глазах древлян, в глазах Мутьяна это будет признанием его Торира, слабости. Что ж, придется постараться. Как говорит местная пословица — взялся за гуж…

Торир заметил, что на первой ладье главным был осанистый бородатый купец в высокой куньей шапке. Прохаживался вдоль бортов важно, что-то наказывал охране. Порой останавливался на корме, где под натянутым сукном лежали тюки с товарами, а порой подходил к мачте, у основания которой располагался небольшой шатер. Вот полог шатра откинулся, и появилась девица. Вышла, стала подле купца.

Торир даже глаза протер, словно не веря себе. А она возникла перед ним как видение — высокая, грациозная, длинная черная коса на грудь перекинута, лоб обвивает пестрая тесьма. Купец ее явно вниманием окружает, под руку норовит взять. Она же будто и не глядит на него. Манера держаться все та же, княжеская, голова поднята почти с византийским достоинством.

Когда Торир понял, что перед ним Карина, первым его чувством была неожиданная слепящая радость. Надо же, ведь и не вспоминал почти, а как увидел — душа запела. Но радость смолкла под наплывом страха. Сам ведь обучал древлян, как напасть, как ладью брать, никого не щадя. Вон как зыркают люто, не удержать, не остановить их теперь. И попадись им Карина… Чего, спрашивается, не сиделось ей под тихим кровом знахарки? Теперь же…

Он пробрался сквозь заросли туда, где прятался в лодке за осокой Мутьян.

— Сейчас сам поведу воев. Своих же упреди, чтоб девку с черной косой не трогали. Моя она.

Мутьян глянул с насмешкой. Ишь, как засуетился чужак. Не сторонится более, не увиливает от набега. А чтоб бабу чернокосую приберечь… Иль сам не разумеет, что, и отдай Мутьян подобный наказ, о нем узнают лишь те, кто на этом берегу. А как быть с теми, кто в засаде на той стороне реки затаился?

Торир был напряжен. Отметил, как ощерился Мутьян в ожидании сигнала. Рот в густой бороде кривился в недоброй усмешке.