Чужая луна
Шрифт:
— Комендант вокзала выдаст вам литер до Москвы. Там, на Ярославском вокзале, получите проездной литер до Костромы.
— Да господи! Там я уже и пешком дойду.
Полковник поднялся и, помедлив немного, спросил:
— Позвольте тоже задать вам вопрос.
— Да, пожалуйста.
— Что, в вашем ведомстве все такие?
— Какие?
— Вежливые, предупредительные, — подумав, он добавил: — Интеллигентные?
— Трудный вопрос, — ответил Кольцов. — Я, как и все остальные, разный.
— Разные тоже бывают разными. Извините за корявость мысли.
— Спасибо за комплимент, — улыбнулся Кольцов.
— Ну, что вы! Я — солдафон. Комплименты говорю только женщинам, и то нечасто. Просто я давно не испытывал такого удовольствия от беседы… э-э…
— С чекистом, — подсказал Кольцов.
— Я не то хотел сказать. С чекистами мне встречаться не доводилось, — полковник вытянулся и, кажется, даже слегка прищелкнул каблуками: — Позвольте представиться! Полковник Бурлаков — участник Русско-японской, Великой и этой… право, не знаю, под каким названием она войдет в историю. Я бы назвал ее братоубийственной.
— Кольцов.
Представляться своим полным чекистским званием «полномочный представитель ВЧК, комиссар…», ему не захотелось. Да и не было в этом никакой необходимости. К тому же он все еще никак не мог привыкнуть к своей высокой должности.
Изо дня на день Кольцов ждал новых транспортов с реэмигрантами. Но шли дни, потом недели. Пограничники и сотрудники Оперативного отдела Региструпа сообщали в ВЧК о небольших — десять-пятнадцать человек — группах, которые доставляли к советским берегам на своих фелюгах и яхтах контрабандисты. Это был нищенский улов, который в конец разочаровал Кольцова. Он ожидал значительно большего.
Но постепенно Кольцов начал осознавать, что после того как «Решид-Паша» покинул турецкие берега с первой партией реэмигрантов, Врангель не сидел сложа руки. Он однажды понял, что уступил агитационное поле большевикам, и стал срочно исправляться. По крайней мере, об этом красноречиво свидетельствовала листовка, о которой ему рассказал полковник Бурлаков. Он вспомнил также небольшую брошюрку, которую видел в Информотделе Региструпа — «Кладбище по имени Крым», изданную врангелевским агитпропом вскоре после бегства белых из России.
Рассказ о жестокостях красных в Крыму не был фальшивкой. В книжечке приводились фамилии повешенных, расстрелянных и казненных самыми варварскими способами. Имена этих солдат и офицеров были известны в войсках белой армии.
Что можно противопоставить такой агитации? Какие слова найти, чтобы людей покинул страх и они бы поверили, что такое больше не повторится? Осудить палачей? Покаяться?
Но ведь это будут всего лишь слова. Словам уже давно перестали верить. «Кладбище по имени Крым» — это факт. Ему верят. А слова — это пух на ветру. Куда ветер повеет, туда он и полетит.
Кольцов посмотрел на лежащую перед ним газету «Красное Черноморье». В ней было опубликовано обращение кубанского казака Дзюндзи к своим товарищам, которые все еще оставались на чужбине. Региструп рекомендовал Кольцову напечатать
«Браты! Казаки! Темные массы людей, не проникнутые сознанием, что такое Советская власть и какова ее программа, пошли за офицерами и генералами-поработителями…».
Кольцов брезгливо поморщился. «Какая бойкая бодряческая гадость, это обращение. Надо бы найти время и зайти в редакцию газеты, посмотреть на этого борзописца. Пусть хоть извинится перед казаком, имя которого он измарал своей бессмысленной трескучей болтовней».
Он подумал, что, судя по всему, и его листовке не очень поверили там, в Галлиполи. Какой непростой оказалась эта работа! И с какой легкомысленной готовностью взялся он за нее. Ему казалось все таким простым: напишет текст листовки, ее отпечатают и доставят туда, на другую сторону Черного моря. И пойдут в Советскую Россию караваны судов с реэмигрантами.
Кольцов отбросил газету и с огорчением подумал, что этими двумя пароходами вернулись только те, кому не нужны были никакие слова. Они, возможно, и не читали его листовку. У них, вероятнее всего, уже не было иного выхода: или возвращаться в Россию, или смерть. Но таких мало. Его задача — вернуть тех, кто колеблется, или тех, кто еще не утратил надежду на новый освободительный поход Врангеля в Россию. Какие слова найти для них? Чем убедить?
Что-то он делал не так! Суетился, хлопотал, не досыпал ночей, но, как оказалось, отдача была почти нулевая. Надо в корне перестраивать работу. В первую очередь, до мелочей разобраться в том, что происходит на той стороне, во врангелевском лагере. Возможно, так он найдет ту единственную ниточку, потянув за которую, распутает целый клубок.
С чего начинать?
Не откладывая задуманное в долгий ящик, он отправился в Информационный отдел Регистрационного управления («Региструп»), или, как его еще с издевкой называли — «Мертвый труп». Начальник Региструпа Ян Давидович Ленцман распорядился ознакомить Кольцова со всеми интересующими его материалами, касающимися внутренних политических процессов в российском зарубежье.
В Шестнадцатом спецотделе Кольцов провел не один день, разбираясь в залежах интересных, но не идущих ему в дело материалах.
После того как зарубежная эмиграция поняла, что новый поход Врангеля на Москву откладывается и вряд ли когда состоится, ею постепенно овладевала надежда на многочисленные повстанческие движения, которые стали возникать в Советской России. Антибольшевистские эмигрантские организации стали активно подталкивать французское правительство на помощь различным антибольшевистским объединениям. С такими просьбами к французам обратились Керенский, Савинков, Шульгин и генерал Глазенап.
Все это было интересно. Но для Кольцова представляло куда меньший интерес, чем армия Врангеля в Турции. Но ничего конкретного по армии Врангеля он пока не обнаружил.