Чужая сиеста
Шрифт:
Но раз Грешник помнит повреждения асфальта, это означает, что сознание он тогда не потерял. Однако дальше почему-то провал в памяти. Лишь что-то смутное, неуловимое витает, да какие-то бредовые образы проскакивают, в которых угадываются знакомые картинки. Но вот понять, где и когда он эти картины наблюдал, не получается.
Голова – сложно устроенная и хрупкая вещь. Так что не следует её ломать пустопорожними размышлениями. Следует принять как факт, что сразу после падения или чуть позже Грешник по какой-то причине отключился. И, должно быть, мозгам досталось так, что эти
Только до этого момента ещё дожить надо. А насчёт «дожить» пока что ничего не понятно.
По ощущениям тащат Грешника люди. Сопят характерно, тяжело им и неудобно без носилок эдакий негабарит перемещать.
Но радоваться факту того, что попался соплеменникам, не стоит. Это могут оказаться те же зомби, коими кишел тот злополучный небоскрёб. Или недружелюбно настроенные участники.
Даже неизвестно, кто из них хуже.
Впрочем, зачем недружелюбным участникам куда-то его нести? Прикончить на месте, собрать добычу, вот и все дела. Разве что самые бесправные решили подзаработать, и тащат к сообщнику с приличной кастой. У этих подлецов при убийстве себе подобных больше добычи выпадет.
Нет – это откровенно-бредовая гипотеза. В городе на острове творятся такие дела, что участникам каждую секунду о выживании думать приходится, а не о том, как бы выдавить из жертвы парочку дополнительных контейнеров. За все ярусы Грешник ни разу не попадал в ситуацию столь жёсткой облавы. Ночные сражения с ордами хитиновых тварей не в счёт, там он сознательно, по своей воле загонял себя в окружение ради быстрого заработка трофеев. То, что устраивали кастовые или культисты, тоже мелочами не назовёшь, однако обстоятельства не совпадали.
Никогда в жизни больше не полезет в здание, не убедившись прежде, что там не скрывается толпа любителей свежего мяса. Крепкие стены, сужая пространство для манёвра, способны прикончить любого.
Один из носильщиков запнулся, резко вздёрнув при этом левую ногу.
– Это как надо жрать, чтобы таким тяжёлым вырасти, – пробурчали во мраке.
– Цыц! – отреагировал на шум другой голос.
– Браво, да прекращай, уже можно не цыкать. Далековато от решётки отошли.
– Это я решаю, когда можно цыкать, а когда нет.
– Ну так давай решай побыстрее, у меня батарейки еле живые. Конченая техника, мы без фонаря ноги переломаем.
Несколько секунд тишины, и тот, кого называли Браво, нехотя произнёс:
– Ладно, стоп. Школьник, доставай фонарь. Остальные не включаем, батареек на всех не напасёшься. И посмотрите, как там этот боров. Надо проверить, может он уже холодный, и зря его тащим.
– Я не боров, – не смог смолчать Грешник.
– Да иди ж ты! – охнул Браво.
Грешника на пол почти уронили, почему-то очень уж сильно на носильщиков подействовал его голос.
В лицо ударил яркий свет фонаря, вынудив опустить веки.
– Это он что, реально заговорил?! – недоверчиво поинтересовался юный, похоже, подростковый голосок, после чего добавил: – Гляньте, да он жмурится! Живой! Точно живой!
– Могу и
Нет, он уже убедился, что всё его оружие на месте. Просто держал имплантат наготове. Если носильщики сейчас набросятся, встретит их, как полагается.
Но набрасываться они не торопились. Вместо этого трое расселись у ближайшей стены, четвёртый склонился над головой, но фонаря у него не было, так что неудобство столь близкое внимание уже не вызывало.
– Парень, ты свои ноги ощущаешь? – спросили в лицо с нотками сочувствия.
– Док, ты же не настоящий доктор, – хмыкнул кто-то от стены.
– Пчела, а ты что, знаешь тут настоящего доктора?
– А тут не нужен никакой доктор. Помрёт он. Не живут с арматурой в животе, надо было сразу его добить, как я предлагал. Зачем так мучиться? Я вообще не понимаю, почему он до сих пор не помер. Да ещё и очнулся. Силён парень, жалко его. Нам как раз таких не хватает.
Грешнику никто ничего не объяснял, но услышанного более чем достаточно, чтобы сделать кое-какие немаловажные выводы.
Пора начинать задавать уточняющие вопросы.
– Что значит арматура в животе? В моём животе, или как?
– В твоём-твоём, в чьём же ещё, – устало ответил Док. – Ты это… парень, если пить хочешь, могу дать. Вода у меня хорошая. Напейся напоследок.
– Нельзя с пробитым животом пить, – буркнул Пчела.
– Ему уже всё можно… – еле слышно возразил Док.
Грешник и без уточнений догадывался, что его считают умирающим. Однако сам он себя таким не ощущал. И даже якобы пронзённый ржавой железякой живот не давал о себе знать ни болью, ни иными неудобствами. Разве что необычный холодок в районе пупка по коже гулял, но это не похоже на симптом серьёзного ранения.
И ещё в голове нездоровый сумбур с гудением в ушах, но где башка, а где брюхо? В таких обстоятельствах можно считать, что одно к другому никак не относится.
– Арматура… Я её не ощущаю. Вы её вытащили?
– Ты её сам вытащил, разве не помнишь? – удивился Док.
– Помню, как в окно прыгнул. Дальше всё как в тумане, – признался Грешник.
– Мы видели, – нехотя отозвался Браво. – Ты пока летел, сшибал зависшие стеклопакеты и железки всякие на себя наматывал. Мы думали, по кускам до земли доберёшься, ан нет, целиком грохнулся. Руки разодрал, да под броник арматура воткнулась. Ты сразу вскочил, вытащил её из себя и давай ею молотить по ходячим. Троих снёс. Да так быстро, что они попадали в один момент. Будто кегли. Странно, конечно, ну да в горячке чего только люди не вытворяют.
– Ходячим? – не понял Грешник.
– Совсем всё забыл, что ли? – удивлённо спросили подростковым голосом. – Эти, которых железками напичкали. Ходят, значит ходячие. Это круто было. Ты пока падал, они бежали тебя встречать. Как упал, так сразу поднялся, что-то в рот быстро закинул, вытащил из себя арматуру и тут же их раз, два, три. И тут Браво как заорёт: «Хватаем его». Ну Пчела по газам, и мы к тебе выскочили. Я ещё махал руками, кричал, что мы свои. Помнишь?
– Нет, – честно ответил Грешник.