Чужая страна-черника
Шрифт:
– Пап.
– Что тебе?
– Ты знаешь, как называется боа?
– По-шведски?
– Да.
Отец молча пошевелил губами; было видно, что он повторяет про себя слово «боа».
– Да, наверное, так и будет: боа и боа.
– А вот гадюка будет не так. И уж не так.
– Ну, тогда не знаю.
– Уж будет снук. А гадюка - хуггурм.
Теперь губы отца складывали слово «снук», зубы и язык издали негромкий шипящий звук.
– Чудное имя для змеи, - сказал он.
И они вместе посмеялись тому, как смешно шведы называют ужа.
Утром
Но сегодня его, Янне, день.
Он присел у ларька под навес и стал ждать. Ларек больше не открывали, только летом похожая на мышь женщина продавала в нем мороженое, колу и сласти. Теперь стекла ларька были прикрыты ставнями со стальными засовами. Кто-то написал на ставне красным карандашом: «Оке любит Пию». Было тут и другое: череп со скрещенными костями и много изображений какого-то старика. Янне достал из кармана огрызок карандаша и пририсовал ко рту черепа трубку. Когда он рисовал завитки дыма, поднимающиеся из трубки, на дороге за ларьком послышались шаги. Он бросился обратно на скамейку.
Из- за угла выглядывал Пертти.
Янне приветственно поднял руку. Пертти скрылся за углом ларька. Янне пошел к нему в обход ларька. Когда он опять глянул на дорогу, Пертти уже шел мимо желтого здания по направлению к заводу
– Иди сюда!
– крикнул Янне.
Но Пертти даже не оглянулся. Он перескочил через кювет, чуть ли не бегом миновал картофельное поле и скрылся в ольховнике у реки.
Янне отошел к краю асфальтового шоссе взглянуть на башенные часы. Было без четверти девять.
Вот как! А Свена все еще не видать.
Он возвратился на скамейку, ко тут же встал и подошел к розовым кустам на сквере. Отсюда было видно все дороги и всех, кто шел из магазина. Перед магазином человек в белой куртке выгружал из «пикапа» ящики с хлебом. Задрав хвост, через дорогу перебежала кошка. Янне быстро сплюнул три раза через левое плечо и тогда только заметил, что кошка не совсем черная, на груди у нее белые пятна.
По- прежнему еще никто не появлялся. Или, вернее, появился: кто-то ехал на желтом велосипеде по дороге, ведущей в город. Желтый велосипед был у Стефана. Янне побежал навстречу велосипедисту и продолжал бежать даже тогда, когда разглядел его развевающиеся по ветру светлые волосы. У Стефана волосы были русые. Когда велосипедист проехал мимо, Янне со злостью посмотрел на него -это оказался совершенно незнакомый ему мальчик. У Янне возникло чувство, словно тот обманул его.
А время уже настало…
Он поспешно подошел к аптеке взглянуть на часы поближе. Было без семи минут девять. Но часы на башне были старые, некоторые цифры на циферблате походили на буквы «X» и «У». А другие были голыми прямыми черточками. Янне вспомнил, как однажды летом часы показывали пять, а пробили два, хотя верное время было одиннадцать. На такие часы нельзя полагаться.
От моста шел пухлый человек с усиками над губой. Янне решил спросить у него верное время, он уже приготовил подходящие слова,
Он вернулся к ларьку.
На другом берегу реки возникло какое-то движение. Вернее, движение уже больше не было заметно; кто-то спрятался за стволы лип. Янне обернулся и посмотрел в сторону Хасселбакена. Он глядел с минуту или две, потом круто повернулся.
В стороне от лип, заложив руки в карманы, стоял Пертти.
Янне бросился к деревянному мосту. Пертти забежал за красный домик кофейни. Когда Янне добежал до кофейни, зеленая куртка Пертти уже мелькала вдали на горке, где была разбита спортивная площадка.
Янне оперся о перила моста. Когда он оглянется на ларек, думалось ему, там уже будут все. И Свен, и Эскил, и Лена, и Юнгве. Но он все не оборачивался. Он думал о том, какое будет лицо у Берит на выставке, когда он выйдет вперед, покажет на змей и назовет их по-шведски. Ее лицо наверняка вытянется и станет немного похожим на лошадиную морду.
Но вот Янне оглянулся.
У ларька не было ни души.
Янне замер, прислушиваясь. Откуда-то издалека донесся рокот трактора. Но к этому звуку присоединился другой, мелодичный, парящий в воздухе.
Башенные часы!
Они отбили девять ударов, нечего было и считать.
Он бросился к ларьку и обошел его. На посадочной площадке был только большой обшарпанный деревянный ящик; единственный человек на виду выбивал коврики во дворе желтого здания.
Тут что- то было не так.
Быть может, он все же не расслышал, Томас говорил так торопливо. Что, если автобус отправляется позднее, ну, скажем, в полдесятого? Теперь, когда он вспоминал все хорошенько, он был почти в этом уверен. Наверняка автобус отправляется в полдесятого. К тому времени все еще успеют собраться.
Янне облегченно вздохнул, отошел к розовым кустам и стал думать о змеях.
– Хуггурм, снук, - твердил он, - снук, хуггурм…
Но вот мамба и боа… Они все еще мучили его. Если б их можно было на ком-нибудь испытать, сказать какому-нибудь шведу эти слова и посмотреть, понимает ли он.
По обочине шоссе маленький розовощекий мальчик тащил за собой на веревочке желтый грузовик. Мальчик фыркал, его маленькие щечки дрожали.
Янне сбегал к берегу и сломал ветку ольхи длиной с руку. Потом приблизился к мальчику и, когда тот взглянул на него, принялся бить веткой по косматой траве.
– Мамба, - рычал он, - здесь мамба.
Мальчик, разинув рот, глядел то на траву, то на ветку, то на Янне.
– Мамба, мамба! Берегись!
– Там… мама, - пролепетал мальчик, показывая на женщину в синем пальто.
Женщина сердито посмотрела на Янне. Он двинулся за кустами сирени к ларьку.
Теперь оттуда слышался людской говор.
На ступеньках под навесом сидел старый Блумберг, сосед. На ладони у него лежали часы.
– На моих двенадцать минут десятого, - сказал он.